Призраки стекла (ЛП) - Лоурен Бренна

У меня заколотилось сердце. Я сосредоточилась на том, чтобы выглядеть как можно более достойно в своей скомканной атласной ночной рубашке. В груди нарастала ярость, и мне потребовалась вся сила воли, чтобы не скрежетать зубами и не смотреть свирепо на самодовольного человека, стоявшего напротив меня.

Как бы я ни злилась, но понимала, зачем он это делал.

Это была его месть.

За то, что я оставила его два года назад, когда он практически умолял меня остаться.

Я выпрямилась, не обратив внимания на новый непрошеный укол вины при воспоминании об этом.

Ладно. Я позволю ему думать, что он все контролирует. Пока что.

Но если Эфраим думал, что сможет смутить меня, то он сильно ошибался. Я не доставлю ему удовольствия видеть, как теряю самообладание.

Пусть наслаждается своей местью.

— Готовы приступить? — от голоса священника у меня заныло сердце.

Эфраим кивнул, его взгляд стал стальным.

— Пожалуйста, в сокращенном виде.

Я впилась ногтями в ладони.

— Дорогие мои…

— Сокращайте сильнее, — огрызнулся Эфраим.

Священник прочистил горло, его глаза метнулись к моим, а затем снова сосредоточились на Библии в его руках.

— Кольца?

Эфраим покачал головой.

— Мы не настолько формальны.

— Верно. — Брови священника коснулись линии роста волос, и он попытался выровнять дыхание. — Берете ли вы, Эфраим Каллаган, мисс Уитни Дарлинг в законные жены?

— Беру.

— А вы, мисс Уитни Дарлинг, берете мистера Эфраима Каллагана в законные мужья?

— Очевидно, — сказала я.

Эфраим бросил на меня предупреждающий взгляд.

— Боюсь, предполагается ответ «да» или «нет», мисс Дарлинг.

— Тогда — да.

— Я объявляю вас мужем и женой, — сказал священник с бесстрастным спокойствием, которое чуть не заставило меня рассмеяться. — Теперь вы можете поцеловать невесту.

Я напряглась, приготовившись к прикосновению.

Но Эфраим, как ни странно, не поцеловал невесту, а отвернулся от меня.

— Господа, еще раз благодарю вас за помощь. Шеф, увидимся на благотворительном вечере в следующую среду. Отец, ваша тайна останется при мне.

Оба мужчины кивнули и чопорно вышли из комнаты, даже не взглянув в мою сторону.

Я ошеломленно смотрела на происходящее.

— Что это было?

Эфраим небрежно взглянул на меня, как будто забыл о моем присутствии.

— Твоя свадьба. Все ли было так, как ты мечтала?

— Ты знаешь, о чем я говорю.

Он почесал заросшую щетиной челюсть.

— Ты должна знать, как все устроено в Саванне, Уитни.

— Прости?

— Старый добрый мужской клуб. — Он сардонически улыбнулся. — Твой отец — член клуба, пусть и отсутствующий.

Я постаралась не вздрогнуть. Это была правда. Я выросла и стала свидетелем многих тайных сделок. В таком старом городе, как Саванна, была политика, которую можно увидеть, и благодаря которой делались все дела. Ничто и никогда не являлось таким, каким казалось на первый взгляд.

— Я человек, а не деловая сделка на поле для гольфа.

Он ухмыльнулся и показал в сторону соседней гостиной.

— Следуй за мной.

Я стояла на месте, задыхаясь от внезапно нахлынувшей паники.

— Это была не просьба, Уитни, — отрезал Эфраим. — Иди сюда, пожалуйста.

Я потопала за ним.

— Почему так? — я зарычала. — Ты так зол на меня, что решил попытаться меня унизить?

Он развернулся ко мне, его глаза сверкнули.

— Я не собирался позволить тебе улизнуть посреди ночи и разрушить Дарлинг-Хаус и то, что осталось от твоей семьи. Теперь мы женаты, Уитни Каллаган. И будь то ад или паводок, мы останемся супругами на весь следующий год.

Я тяжело сглотнула. Поскольку ничего не могла на это ответить.

Он был совершенно прав.

Я думала об отъезде, и он знал меня достаточно хорошо, чтобы догадаться об этом.

И снова он оказался тем, кто поставил благо моей семьи превыше всего.

— А если я откажусь?

— О, уже слишком поздно для этого, любовь моя.

— Как будто ты оставил мне выбор.

— Выбор есть всегда, — в его словах сквозило презрение.

— Как к этому отнесется Эванджелин? — я покраснела, мое дыхание участилось. — Мне не кажется, что она поймет.

— Не впутывай ее в это дело.

— Это обоснованный вопрос.

Он сжал челюсть.

— Это касается только Эванджелин и меня.

Были ли у него к ней чувства? Настоящие?

Мои колени ослабли, и я опустилась на край бледно-голубого дивана.

Эфраим прислонился плечом к дверному косяку, и я впервые обратила внимание на черный шелковый мешочек, свисающий с его пальцев.

— Вот, — сказал он, протянув его мне. — У тебя есть идеи, почему Алистер попросил меня отдать тебе это?

Я поняла, что он не намерен подходить ко мне, и через мгновение тяжело поднялась на ноги, каждый шаг в сторону нового мужа был продиктован исключительно любопытством.

Даже не встретившись с Эфраимом взглядом, я взяла мешочек и перевернула его вверх дном, пока на мою ладонь не вывалился маленький прохладный предмет. Круглый золотой кулон, прикрепленный к тонкой цепочке, послал мне блик. Я перевернула кулон. Из бледных нитей был выткан замысловатый узор в виде цветка в центре, и все это хранилось под гладким стеклянным куполом. Почти как медальон.

— Никогда такого не видела.

— Траурное украшение, — спокойно сказал Эфраим. — Этот цветок сделан из человеческого волоса.

Я вздрогнула и положила ожерелье на мраморный журнальный столик.

— Чей волос?

— Я надеялся, что ты сможешь мне сказать. — Эфраим присел на диван, вытянув перед собой длинные ноги. — Твой дед дал мне это примерно за неделю до своего падения. Он предупредил меня, что ты скоро вернешься домой, и что я должен отдать его тебе.

— Не могу даже представить, почему. — Я тяжело сглотнула, не решаясь задать вопрос, который так и вертелся у меня в голове. — А с дедушкой все было в порядке, когда он умер?

Эфраим нахмурил брови.

— Ну, нет, не было. Боюсь, поэтому он и не выжил.

— Я не имела в виду…

— Я знаю, что ты имела в виду. У нас с ним был связный, живой разговор за несколько дней до его падения.

Я вздохнула, не обращая внимания на острую боль в груди от нахлынувшей тоски.

— Я не знаю, что делать со всем этим. Он оставил мне загадочное письмо, старинное траурное украшение и организовал брак по расчету. Не могу же я быть единственной, кому все это кажется нелепым.

— Какое письмо?

— Что?

— Ты сказала, что он оставил тебе письмо.

Мои щеки потеплели. Тетя Адель всегда подшучивала, что если кто-то хочет запустить сплетню, он должен рассказать мне секрет.

— Я не буду просить тебя предать доверие твоего деда, — выпрямился Эфраим. — Но спрошу тебя — и только один раз. Кому-нибудь угрожает опасность?

— Я так не думаю. То есть, я не уверена. И уже с трудом могу сказать, что реально, а что нет. — Я почувствовала знакомое ощущение приближающегося спазма в горле, и рефлекторно потерла его.

Глаза Эфраима сузились при этом движении.

— Вот что мы знаем, — сказал он. — Твой дед скончался, и в Дарлинг-Хаус почти сразу же вломились. Ничего не взяли. Также он оставил тебе загадочное письмо и волосы покойника. Итак, вопрос остается открытым. Что происходит? И, что еще важнее, почему ты в центре этого?

— Как это я в центре?

— Очевидно, это связано со стеклом.

— Почему со стеклом?

— Потому что теперь ты единственная, с кем оно будет разговаривать.

Я уже пришла к такому же выводу, но не собиралась этого признавать.

— Совпадение.

Он прищурился, посмотрев на меня.

— Я понял, в чем моя обязанность. За это жуткое ожерелье я больше не отвечаю. Считай, что это мой свадебный подарок.

Я изучала ожерелье на столе.

О траурных украшениях я узнала еще в колледже. Эта мода появилась в викторианскую эпоху, когда смерть от таких болезней, как холера и туберкулез, была настолько распространена, что семьи жили в состоянии вечной утраты. Смерть была частью культуры, поэтому ношение волос умершего любимого человека воспринималось скорее как романтическое воспоминание, чем как что-то жуткое.