Фрэнк Кеньон - Мой брат Наполеон
Было далеко за полночь, когда Мюрат и я, наконец, остались одни. Между тем у меня сложилось впечатление, что мой муж сознательно оттягивал главный момент. Возможно, он почувствовал мое настроение и намерение устроить скандал. Счастливая и взволнованная, я, тем не менее, не забыла о своем решении.
— Мюрат, — начала я с едким сарказмом, — ты можешь вспомнить имя женщины, с которой ты спал последнюю ночь?
— Ее звали Мария. Прелестная горничная.
— А с кем бы ты отправился в постель сегодня, если бы я не приехала?
— С Амелией, — ответил он без малейшего замешательства. — Она тоже горничная и еще красивее.
— Так это правда? — пришла я в бешенство. — Каждую ночь новая женщина!
— Не каждую ночь, — поправил Мюрат вполне серьезно. — Порой я чересчур устаю для подобных упражнений. Но всякий раз, когда появляется охота, разнообразие возбуждает, как кавалерийская атака, а атаковать сейчас, к сожалению, просто некого.
— Ты мне отвратителен, ненавижу тебя! — вскричала я. — Сегодня буду спать одна.
— Ну, ну, — спокойно проговорил Мюрат. — Будь благоразумна.
— Благоразумна! Мой муж в мое отсутствие изменяет мне каждую ночь, а я должна быть благоразумной!
— Изменяет? — удивленно протянул Мюрат. — Совершенная чепуха, Каролина. Мужчина только тогда неверен, когда у него постоянная любовница.
— А женщина, если заводит постоянного любовника?
— А это, моя дорогая, совсем другое дело.
Его невозмутимость привела меня в ярость. Я обругала его самыми последними словами, которым научилась не в пансионе мадам Кампан. Под конец я бросилась к нему со скрюченными пальцами и уже мысленно видела, как кровь струится по его щекам. Теперь он уже и сам вспылил — для меня то было первое свидетельство его крутого нрава, — и стал трясти меня за плечи. Как и следовало ожидать, за схваткой последовали бурные объятия.
Этой ночью он был просто неотразим и необыкновенно вынослив. Мы уединились на три дня и три ночи, допуская в покои только слуг, которые приносили нам еду и вино. Я забыла обо всем на свете, даже о запечатанном конверте с приказом Наполеона, который возбуждал мое любопытство на протяжении всего пути до Флоренции. Наконец, на третий день под вечер я все-таки о нем вспомнила и после лихорадочных поисков нашла в своем багаже.
— Ну что? — спросила я, когда Мюрат, сломав печати, прочитал документ.
Он улыбнулся, явно довольный.
— Твой брат назначил меня командующим Итальянской армией.
— И как раз вовремя, Мюрат!
— Но я пойду еще дальше, — заявил он, согласно кивнув.
— С моей помощью, конечно, — вставила я. — С моей помощью!
— Полагаю, — сказал он мягко. — Однако помни, дорогая, я никогда не стану держаться за твою юбку.
В письмах я поблагодарила и Наполеона, и Жозефину. То же сделал и Мюрат. Ответ от Жозефины получила только я.
Она по-прежнему называла меня «дорогой сестричкой», сообщала, что разговоры обо мне и Люсьене уже утихли, и желала мне всяческих удовольствий во Флоренции. Но к тому времени мы с Мюратом уже перебрались в Милан, где находилась штаб-квартира главнокомандующего. Вскоре я обнаружила, что Мюрат — у которого для этого были все возможности, — вновь изрядно постарался, и я опять забеременела. Наполеон обрадовался и высказал надежду, сто это тоже будет мальчик. Жозефина выразилась в том же духе, но одновременно сообщила тревожную новость. Моя семья сплотилась вокруг Жозефа и требовала от Наполеона провозгласить своим преемником именно его.
Жозефина советовала мне под предлогом беременности немедленно вернуться в Париж. Я написала Наполеону, убеждая, что только в Париже смогу получить лучший медицинский уход. Наполеон согласился с моими доводами и разрешил вернуться в Париж. Прощаясь, Мюрат улыбался и подтрунивал надо мной.
— Странно думать — ты и Жозефина объединились против остальных членов семьи.
— Странно, конечно, но что касается меня, то война лишь временно приостановлена.
В честь моего возвращения Наполеон устроил торжественный семейный ужин, но сперва я нанесла частный визит Жозефине, чтобы отблагодарить ее. С собой я взяла маленького сына, но она почти не обратила на него внимания.
— Ахилл? — сказала она, как-то неопределенно, словно слышала имя впервые. — Он не очень вырос.
— Вы писали относительно Жозефа… — Начала я, переходя к цели моего приезда.
— Жозеф? — протянула она неопределеннее. — Вы имеете в виду этого надоедливого деверя? Он такой скучный человек. Зачем впустую тратить время в разговорах о нем? Мода — более интересная вещь… и более ответственная проблема. (Черты ее лица заметно прояснились.) Мне нужно создать новый стиль. От меня этого ждут. Что-нибудь необыкновенное, Каролина. Новый стиль, которому наперегонки станут подражать все дамы высшего общества.
— Жозефина…
— Размышляю над тем, — рассмеялась она почти, как ребенок, — не восстановить ли мне тот стиль, который был так популярен, когда я впервые приехала в Париж. Как это было бы забавно! Возьмем, к примеру, шляпы. Я не могла поверить своим глазам, когда впервые увидела фантастическое творение тетушки Марии. Шляпа представляла собой модель трехэтажного круглого здания. В окнах каждого этажа — миниатюрные цветочные горшочки, на плоской крыше — тропические кустарники. Вы не поверите, но на веточках были крохотные птички и обезьянки. Конечно, тетушке Марии приходилось ездить только в открытых экипажах и нагибаться почти до пояса, проходя в дверь.
Затем Жозефина стала болтать о платьях — дневных и вечерних — о туфлях и шлепанцах, Бог знает о чем. Осознав свое поражение, я встала, чтобы уйти. Ни разу в беседе Жозефина не назвала меня «дорогой сестричкой».
Эти увертки не оставляли сомнений: как преемник Наполеона Ахилл ее больше не интересовал, и у нее явно были новые планы. Но какие? Моя война с ней возобновилась с новой силой и удвоенной энергией. Торжественный ужин Наполеона показался мне очень мрачным. Наполеон пребывал в отвратительном настроении. Люсьен вернулся без разрешения из Испании, где он всякими неправедными способами прибавил к своему состоянию пятьдесят миллионов франков. Наполеона рассердило, что Люсьен все деньги присвоил себе. Однако подлинная причина беспокойства была в другом. Кристина, жена Люсьена, умерла, родив еще одну девочку, и Люсьен в открытую сожительствовал со вдовой банкира. Вы думаете, Наполеона возмущал тот факт, что Люсьен завел любовницу? Вовсе нет! Его приводила в негодование угроза Люсьена жениться на этой женщине. В тот вечер мама неосмотрительно подлила масла в огонь, затеяв разговор о Люсьене, который всегда был ее любимцем.
