Лора Бекитт - Остров судьбы
Однажды Леон Гальяни вернулся с традиционного деревенского схода бледный от гнева и рассказал, что на главной улице, ведущей к церкви, найден дохлый осел. Труп животного лежал посреди дороги, источая смрад. Этот осел не принадлежал никому из жителей, значит, его подкинули «враги». Подобное оскорбление считалось смертельным, и мужчины мгновенно приняли решение отомстить. Разошлись по домам и стали немедленно собираться на войну.
— Ты пойдешь со мной, Джеральдо, — сказал Леон, — и ты, Джулио. Данте останется дома — приглядывать за хозяйством и охранять дом.
Дино покорно кивнул, Данте недовольно нахмурился, а Джулио, минуту назад презрительно скаливший зубы, зашелся от злости. Его незаконный медовый месяц с Карминой был в самом разгаре, и он считал верхом глупости бегать по горам с оружием из-за какого-то осла!
— Сами они ослы, — сказал он старшему брату, когда они чистили ружья. — Кровная месть из-за падали! Оттащили бы этого осла обратно и подкинули соседям!
— Тогда те первыми объявили бы нам войну, — рассудительно произнес Дино. — Ситуация безвыходная, ты сам это понимаешь.
Джулио поднял голову и встретился взглядом с темно-серыми глазами брата.
— Неужели ты согласен с отцом?
— Согласен я или нет — не имеет значения. Так или иначе, нам приходится ему подчиняться.
— Пусть бы отправил в горы Данте, тому не терпится пострелять, — процедил Джулио. — А я бы остался дома. Не вижу ничего полезного в том, чтобы бегать по жаре и подставлять себя под пули!
— Твое мнение никого не волнует, — заметил Дино. — Если ты начнешь говорить то, что думаешь, тебе придется уехать отсюда.
— Возможно, я так и сделаю! — с досадой произнес Джулио.
Дино вспоминал этот разговор, когда возвращался из дома в маки после того, как отец велел ему сходить домой и принести запасное ружье, а заодно узнать, как Данте, работники и женщины справляются с хозяйством. Дино подозревал, что скоро война закончится: приближался сезон сбора винограда, когда мысли отца и других мужчин всецело поглощены урожаем.
Дино сказал брату правду: если ты нарушаешь устои, становишься изгнанником, изгоем. Это понимали все корсиканцы и предпочитали жить по правилам. Иные воспринимали это как само собой разумеющееся, другим приходилось себя ломать. Хотя Дино не принадлежал к первым, ему вовсе не хотелось разделить судьбу вторых.
Его путь пролегал по выгоревшему маки. Земля была покрыта белесым пеплом, напоминавшим муку. Кое-где из земли торчали почерневшие мертвые кустарники, а в иных местах пробивались зеленые ростки. Дино соблюдал известные предосторожности: осматривал кусты, изгороди, часто останавливался, чтобы прислушаться к шуму полей и понять, не доносятся ли откуда-то посторонние звуки.
А потом он увидел девушку. Она шла, не прячась, и несла на правом плече ружье, а в левой руке — небольшой узелок. Подол ее черного платья полоскался на ветру, а походка была свободной и легкой. И она, она — пела: ее голос был похож на реку, которая вышла из берегов, а слова бередили душу.
Это была Орнелла Санто. Дино бесшумно двинулся следом за ней под прикрытием густого кустарника, растущего по обочинам дороги.
Утром мать сказала Орнелле:
— Ты зря ходишь в маки и носишь мужчинам пули.
— Почему?
— Потому что ты чужая для них, а они — для тебя.
Орнелла вопросительно посмотрела на мать.
— Если б они принимали нас за своих, ни за что не выдали бы Андреа жандармам, — пояснила Беатрис. — Вспомни, такого никогда не случалось!
— Все дело в том, что Амато был офицером французской армии, — сказала Орнелла.
— Неважно! Мы чужаки, чужаки в родной деревне, и все потому, что так решили Гальяни!
— Почему тогда они берут у меня пули?
— Потому что они им нужны. При виде оружия и боеприпасов мужчины не могут думать ни о чем другом.
— Хорошо, — согласилась Орнелла, — сегодня я схожу туда последний раз.
Она брела по выжженной земле в растерянности и тоске и от тоски слагала песню. Орнелле была невыносима мысль о том, что она осталась совсем одна, без малейшей поддержки, а главное — без смысла жизни. Она не знала, что стало с Андреа, но была уверена в том, что он не вернется на Корсику. По каким-то понятным только ей соображениям Беатрис не поехала в Аяччо и не попыталась узнать о судьбе сына.
— Так будет тяжелее и ему, и нам, — сказала она дочери, и Орнелла не нашлась, что ответить.
Будь у нее деньги, друзья или побольше жизненного опыта, она бы сама отправилась в город. Однако пока Орнелла размышляла о том, что делать, время было упущено: Андреа наверняка перевезли на материк, туда, где его след мог потеряться безвозвратно.
Дино боялся окликнуть Орнеллу, подумав, что она сразу начнет стрелять, и молча шел за ней. Неожиданно он подумал, что на острове даже искусство подчинено войне: мужчины всегда украшали оружие и крайне редко — свои дома или предметы быта. Некоторые женщины вели себя не лучше. Что мешало Орнелле Санто надеть цветное платье и нацепить пусть дешевые браслеты и бусы? Впрочем, она была красива и без этого, красива диковатой, таинственной красотой.
Внезапно Дино решил, что не стоит ждать. Иной возможности для важного разговора, разговора наедине, может не представиться. Хотя на острове редко случались большие перемены, судьбы его жителей были ненадежны, как зыбучий песок. Кто знает, вдруг завтра его убьют!
Дино собирался окликнуть Орнеллу, как вдруг увидел дуло ружья и голову — за каменной оградой ближайшего поля. Человек не замечал Дино, он следил за Орнеллой. Сердце юноши пронзило острое волнение. Он боялся, что вот-вот увидит вспышку выстрела и тело девушки, падающее в белую пыль. Медлить было нельзя — он прицелился и нажал на курок. Послышался короткий вскрик, и голова исчезла за оградой.
Орнелла стремительно обернулась, и Дино увидел ее удивленное лицо и широко распахнутые глаза. Он выскочил на дорогу и схватил ее за руку.
— Бежим! Мне кажется, я его убил, но он мог быть не один!
К счастью, Орнелла не стала сопротивляться; они побежали в сторону рощи, где росли огромные каштаны, потом спустились по крутой тропинке и очутились на каменном выступе, откуда открывался захватывающий душу вид.
Вдали разверзлись суровые ущелья, вздымались голые скалы самых причудливых очертаний, зеленели рощи оливковых деревьев и пиний. Море сверкало в лучах солнца; даже отсюда было слышно, как оно гудит, будто огромный орган.
Орнелла остановилась под одиноким деревом; тень, упавшая на лицо, скрыла от Дино выражение ее глаз.
Она передернула плечом, поправляя ружье, и нехотя промолвила:
