Гуиллермо Гланк - Девушка по имени Судьба
Менендес приказал солдатам оттащить ее в сторону, а Энрике взять под арест.
— Мария!.. Что теперь будет с ней? — промолвил Энрике. — Виктория, передай ей этот крест. Пусть ждет меня. Я обязательно вернусь к ней. Клянусь!..
Солдаты увели Энрике, а Виктория, вернувшись в дом, увидела рыдающую Марию. Отец беспомощно стоял над ней, не в силах успокоить дочь.
— Все кончено, — обессилено произнесла Виктория. — Энрике арестован.
Мария забилась в безутешных рыданиях. Виктория тоже впала в истерику и, неистовствуя, бросала отцу страшные обвинения:
— У вас нет сердца! Я никогда не прощу вам того, что вы сделали с Энрике!.. Ненавижу вас! Ненавижу!..
Мануэль не спорил с ней и не оправдывался. Сейчас ему надо было увести отсюда Викторию и заставить Марию выйти к жениху и гостям, которые уже высказывали недоумение из-за долгого отсутствия невесты.
Вытолкав Викторию за дверь, он стал внушать Марии, в чем состоит ее дочерний долг:
— Ты и так уже поставила под сомнение честь нашей семьи. Сейчас же иди к Гонсало! Вытри слезы и забудь о том, что случилось. У тебя есть жених, достойный человек.
— Я не люблю его! — сквозь слезы выкрикнула Мария. — И замуж за него не выйду. Я люблю Энрике!..
— Твой Энрике — дезертир.
— Если его расстреляют, я тоже покончу с собой! Я не хочу жить!
Мануэль понял, что в таком состоянии Мария вполне может осуществить свою угрозу, и пообещал замолвить слово за Энрике:
— Я попрошу генерала заменить расстрел каторгой. Думаю, это в его власти, и он не оставит мою просьбу без внимания. Но ты, если хочешь помочь своему сержанту, сейчас же выйдешь к Гонсало и обвенчаешься с ним.
— Никогда этого не будет! — твердо произнесла Мария. — Лучше умереть!
А тем временем Энкарнасьон, занимавшаяся приемом гостей, уже начала беспокоиться: куда подевались Мануэль и Виктория, почему так долго не выходит из своей комнаты Мария? Гонсало, тоже почуявший неладное, подошел к ней и прямо спросил, что происходит. Энкарнасьон ответила, что, видимо, невеста чрезмерно волнуется перед свадьбой — обычное дело, с девушками это всегда бывает.
— Займите гостей, — сказала она будущему зятю, — а я пойду к Марии.
Но по дороге она встретила плачущую Викторию и потребовала объяснить столь неприличную задержку невесты. Виктория, не в силах сдерживаться, выложила матери всю правду.
Вбежав в комнату к Марии, Энкарнасьон попросила Мануэля спуститься к гостям, пообещав, что сама успокоит дочь.
— Я уже никогда не буду спокойной, — сказала матери Мария. — Мне лучше умереть!
— Доченька, не говори так, не рви мое сердце! — взмолилась Энкарнасьон. — Я очень перед тобой виновата: не выслушала тебя, не сумела понять. Была занята только своей болезнью. Думала о смерти, а не о жизни…
— Я не понимаю вас, мама, — встрепенулась Мария, испуганно взглянув на мать.
— Я объясню тебе, только ты не говори никому, насколько я больна. Пожалуйста. Даже отцу и Виктории.
— Обещаю, мама…
— Я больна. Неизлечимо больна. Жить мне осталось недолго.
— Мама! — обняла ее Мария.
— Я не хотела тебя пугать, — сказала Энкарнасьон. — Не хотела огорчать перед свадьбой. Наоборот, думала, что после моей смерти тебе будет легче рядом с Гонсало. Да и отец смог бы на него опереться… Прости меня, дочка, я не поняла, что для тебя значит Энрике и как ты его любишь.
Она заплакала, и теперь уже Мария стала ее успокаивать:
— Не надо слез, мама. Я люблю вас и всегда буду рядом!
— Да, моя милая! Ты должна жить! А я сейчас пойду к гостям и сама скажу всем, что свадьбы не будет… Господь нас простит. И Гонсало должен понять, что так лучше для всех…
— Нет, мама, не надо ничего делать! — решительно произнесла Мария. — Отец не должен знать о вашей болезни. Он этого не вынесет… Во что превратится этот дом, если все будут знать, что вы уходите от нас?! Нет, мама, побудьте здесь, успокойтесь, а я сама сейчас все улажу.
— Что ты собираешься сделать? — слабым голосом вымолвила Энкарнасьон.
— Вам плохо, мама? Сердце? — встревожилась Мария. — Пойдемте, я отведу вас в вашу спальню. Там — лекарства. Доминга, помоги маме! — распорядилась она, увидев в коридоре старую служанку. — А я должна сделать то; чего хочет Господь.
Вернувшись в свою спальню, она взяла письмо Энрике, словно хотела набраться от него сил, и мысленно обратилась к навсегда утраченному возлюбленному: «Прости меня, милый, но иначе я не могу поступить…»
Затем вытерла заплаканные глаза, поправила перед зеркалом свой свадебный наряд и решительно направилась к заждавшемуся ее жениху.
А еще спустя несколько минут отец Пиендо приступил к обряду венчания:
— Дети мои, мы собрались здесь, чтобы соединить в священном браке первенцев двух самых уважаемых семейств нашего прихода…
Виктория, не в силах вынести эту пытку, выбежала из зала и устремилась в сад. Адальберто последовал за ней.
— Я никогда не прощу Марии предательства! — сказала она Адальберто. — У меня больше нет сестры!
— Успокойся, милая, — как мог, утешал ее Адальберто. — Не надо так убиваться. Я с тобой. Я всегда буду с тобой.
В это время к дому подъехала карета, и из нее торопливо вышла Асунсьон. Буквально ворвавшись в зал, она услышала слова священника, обращенные к Марии:
— Берешь ли ты в мужья Гонсало Линча? Будешь ли чтить его и уважать — в горе и в радости, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит вас?
— Мария, ты еще можешь сказать «нет»! — крикнула Асунсьон, и буквально похолодела, услышав, как племянница ответила священнику «да».
К брачному ложу Мария шла как на заклание и почти не слышала слов, которые страстно шептал ей Гонсало:
— Ты прекрасна, Мария! Ты первая женщина, которую я полюбил… И — последняя. Не бойся меня. Не волнуйся… Ты научишься любить меня. Я сам тебя этому научу…
Затем он какое-то время лежал рядом с нею обессиленный, в сладкой истоме, но вскоре опять заговорил — об их совместном будущем и, конечно же, о делах:
— Накануне свадьбы я получил письмо из Лондона. Англичане предложили мне стать их компаньоном! Завтра мы отправимся в свадебное путешествие в Монтевидео, а оттуда прямиком махнем в Лондон! Обещаю, что там мы будем жить счастливо. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Я стану преуспевающим промышленником.
Мария вроде бы и слушала его, но не понимала, о чем он говорит.
Лишь утром до нее дошло, что она должна покинуть больную мать, отца, сестру, распрощаться с Санта-Марией и навсегда уехать в чужой и холодный Лондон.
