Сьюзен Робинсон - Леди Дерзость
Все силы она ему отдает.
Так и течет ее жизнь в заботах и волнениях.
Блэйд улыбнулся, когда в узком коридоре вновь промелькнула тень. Он был так доволен своим успехом, что на мгновение забылся и сделал резкое движение. Боль пронзила раненое плечо. Он чертыхнулся, пальцы скользнули по струнам лютни, и инструмент выпал у него из рук. Сморщившись от боли, он поглаживал потревоженное плечо, но тут в дверь впорхнула фея и склонилась над ним.
Блэйд поднял глаза, и все его коварные замыслы и планы, которые он только что
обдумывал, испарились.
Ориел смотрела на него, не скрывая своего беспокойства. Он с трудом заставил себя не смотреть на манящие изгибы ее тела и сидел, не шевелясь, боясь, что она снова упорхнет-стоит ему лишь открыть рот.
— Милорд, вам плохо? Я… я была в библиотеке и слышала ваше пение.
Блэйд забыл о боли в плече. Правой рукой он уложил левую на перевязь. Ее взгляд метнулся от больного плеча к его лицу. Она глядела на него с серьезным выражением, и он улыбнулся ей чувственной, сладостной улыбкой, которую можно было принять за выражение благодарности.
— Спасибо, леди, неосторожным движением я вызвал боль. Музыка захватила меня.
Ориел повернулась к двери, и Блэйд стал лихорадочно придумывать предлог, чтобы задержать ее.
Его удивило то, что она сама пребывала в нерешительности.
— Я никогда не слышала голоса такой чистоты и силы, как ваш, милорд. Соловей мог бы позавидовать вам.
— Еще раз большое спасибо. — Блэйд поднял лютню. — Может быть, послушаете еще?
— Но ваша рана…
— У меня были куда более серьезные раны. Бездействие терзает меня больше, чем боль. Если вы не возражаете, я спою еще.
Она улыбнулась в ответ, взяла диванную подушку, бросила ее у камина и уселась на нее, опершись рукой о пол. Она сидела почти рядом с ним. Сделав вид, что ему зябко, Блэйд пододвинул стул ближе к огню.
Его колено касалось ее плеча — она не могла отодвинуться: жар от камина тогда опалил бы ее. Даже легкое прикосновение к ее телу вызвало у Блэйда прилив жгучего желания.
Блэйд выругался про себя и сделал глубокий вдох.
— А сейчас, госпожа, раз я буду играть для вас, вы должны дать мне обещание.
Она недоверчиво взглянула на него.
— Какое обещание?
— Обещайте, что не убежите, если мое пение не понравится вам.
— Я не могу даже предположить, что ваш голос может быть неприятным, милорд.
— Итак, вы обещаете?
— Да.
Хитрость оказалась удачной, и он начал петь — спокойным, ровным голосом, как пел он темными ночами в спальне Клод. Сначала он спел о Тристане и Изольде, об их несчастной любви, затем об Артуре и Ланселоте. Сгустилась темнота, и гостиная понемногу погрузилась во мрак, усиливший атмосферу интимности.
Блэйд почувствовал, как Ориел слегка отодвинулась от него, поэтому он чуть сдвинулся на стуле, и его колено снова коснулось ее плеча. Одновременно он стал петь тише, и девушке пришлось чуть податься вперед, чтобы лучше слышать слова. Она смотрела, как его пальцы пробегают по струнам, в ее глазах появился блеск, а на щеках — румянец. Захваченный этой переменой в ней, он забыл об инструменте, и его пальцы замерли.
Она смотрела на него снизу вверх, ее губы были приоткрыты, и он видел, как вздымается и опускается ее грудь. Никто из них не проронил ни слова, пока звук последней тронутой им струны не затих в тишине. Его тело тоже дрожало подобно струне.
Блэйд опустил лютню и стал медленно наклоняться, пока их губы не встретились. Сжав лицо девушки в своих руках, он сильнее прильнул к ее губам. Она сделала слабую попытку уклониться, но он, горя от нетерпения, жадно приник к ней. Он чувствовал вкус ее губ-теплых, сочных, притягательных. Лютня упала на пол, Блэйд крепко обнял девушку. Ориел пыталась сопротивляться, но борьба лишь усилила его пыл.
Его язык глубоко проник в ее уста, и на какое-то время она затихла в его объятиях, позволив ему провести языком по ее шее. Руки ее скользнули под его камзол, нежно поглаживая кожу.
Почувствовав прикосновение ее рук, Блэйд вновь впился поцелуем в ее губы, одновременно лаская грудь.
Ориел, вздрогнув, вскрикнула и уперлась кулаками в его плечо, почти рядом с раной. Он, приглушенно застонав, ослабил объятия, и она, неожиданно высвободившись, опрокинулась на спину, непроизвольно раскинув ноги. Блэйд хрипло рассмеялся, чтоб скрыть исступленное желание, которое вызвала в нем эта поза.
— Наглый и распущенный хам, — сказала она. Натянув платье, она встала на колени.
Блэйд подскочил к ней и сжал ее руки.
— Нет, госпожа, вы не можете уйти. Я бы хотел довести нашу сладостную игру до конца.
— Отпустите меня. — Она дернула руку, но он не отпускал ее.
— Уберите свои руки, грязный развратник. Вы лживый и…
Блэйд смотрел на нее, завороженный ее дрожащими губами, чистотой ее, по-детски открытого лица.
— Я вижу, вы испуганы.
Все еще стоя на коленях, Ориел резко ответила:
— Вовсе нет.
— Да, госпожа, вы бледны и дрожите, выглядите, как та испуганная пастушка, которую заманил в стог сена ученик мельника.
— Повторяю, я не боюсь вас, Блэйд Фитцстивен.
— Вижу, вы, наконец, запомнили мое имя.
Она встала.
— Меня ждут дела.
— Разве ваши слова ничего не значат?
— Что вы имеете в виду?
— Вы обещали не убегать от меня.
Он вновь взял в руки лютню.
— Я всегда держу свое слово, но вы перешли все границы, и поэтому мое обещание теряет свою силу.
— Из этого следует, что вы боитесь меня, милая, признайте это. Могу поспорить, что вы не останетесь и не послушаете еще одну песню.
Он видел, как ее лицо пылало от переполнявших ее эмоций.
— Нет сомнения, что вы сами себе не доверяете, когда находитесь со мной.
— Ха! — Она подошла к окну и села на диван. — Еще одну песню, милорд!
Он с ухмылкой посмотрел на нее и прикоснулся к струнам.
Лучшая девушка в нашем городе
Попросила меня об одной щедрости:
Подарить ей черенок моего грушевого дерева.
Когда я сделал это к ее полному удовольствию, она щедро потчевала меня вином и сладостями.
Ориел поднялась и направилась к двери, прежде чем он закончил петь. Блэйд тихо засмеялся.
— Милая, не будь такой пугливой. Ты же любишь, когда тебя целуют, Ориел Ричмонд. Иди ко мне, и я научу тебя играть на моей лютне.
В библиотеке хлопнула дверь. Он услышал звук ее удаляющихся шагов. Они затихли на другом конце коридора. Улыбка исчезла с его лица, как только он осознал, что полностью потерял контроль над собой и, оказавшись рядом с этой девушкой, забыл о главной цели своей миссии. Такого с ним раньше не происходило.
С другими женщинами он мог подчинять тело своей воле. Мог заниматься любовью с искушенной французской куртизанкой и одновременно выпытывать у нее интересующие его секреты. Когда же он целовал Ориёл, его мысли были самые что ни на есть простые, даже примитивные — непреодолимое желание немедленно удовлетворить свою страсть.
