Виктория Холт - Принц-странник
Роберт был в курсе эффекта, произведенного выходкой брата при дворе, а также он убедился, что его мнение о брате как о знатоке женщин не было ошибочным. Теперь он беспокоился об одном — сохранить эту женщину для себя, а для этого необходимо оградить ее от внимания молодых придворных-вертихвостов, вращавшихся вокруг принца.
Люси чувствовала себя вполне счастливой: никогда не отличавшаяся энергичностью и подвижностью, она получила то, чего хотела, — целыми днями лежала на перинах в покоях Роберта, лакомилась сластями, которыми он ее в избытке снабжал, и примеряла у зеркала бесконечные ленты и банты. Вот и сейчас Роберт отъехал ко двору, а Люси осталась нежиться в кровати. С минуты на минуту должна прийти Энн Хилл, на приезде которой в Гаагу Люси настояла, и к возвращению нового любовника она будет уже в полном туалете.
Когда-нибудь, но не сейчас, — ей необходимо восстановить силы после изнурительной поездки, — она пройдется по городу и осмотрит его. Вошла Энн, села у постели и начала болтать на своем лондонском диалекте-кокни, столь резко контрастирующим с музыкальным говором Люси.
Энн уже побывала в городе и ей не по нраву эта равнинная страна. Трудно придумать что-нибудь менее похожее на Лондон, уверяла она госпожу. Над бесконечной равниной дует непрекращающийся ветер, наносит песок, сбивает его в дюны, а люди только и делают, что строят дамбы для удержания морской воды.
По всему побережью разбросаны крохотные озера. Сам город был интереснее окружавших его ландшафтов, хотя и сильно отличался от Лондона. Энн видела дворец, где живет сестра принца Мэри; там же, как она слышала, живет и принц. Она видела арку тюремных ворот. Но по сравнению с Лондоном город очень беден и в нем все время дует ветер. Зато на улицах то и дело попадаются галантные кавалеры, и при виде их красивой одежды и изысканных манер можно подумать, что находишься в Лондоне; эти джентльмены даже более утонченные, чем те, что последнее время заполонили Лондон, и, честное слово, некоторые из них без всякого преувеличения прекрасны!
Люси слушала этот рассказ с блеском в глазах. — Оденусь-ка я, да пойду прогуляюсь, — сказала она.
Но только она поднялась с постели, как до них с Энн долетело пение с улицы: голос был глубокий, мужественный и очень музыкальный. Люси, чуть наклонив голову, прислушалась — ведь певец расположился прямо под ее окном.
Я девушку любил, второй
Такой не встречу я;
С Царицей Савскою ее
Сравнил бы я, друзья.
И я поверил как глупец
Ее любви словам,
Она же бросила меня.
Тирьям, тирьям, пам-пам.
Люси не удержалась и подошла к окну. Открыв створки, она выглянула наружу. На мостовой стоял высокий молодой человек примерно ее возраста, с большими карими глазами, самыми приветливыми и веселыми, которые она когда-либо видела, кудрявый и длинноволосый. При виде ее он прекратил пение, снял шляпу и низко поклонился.
— День добрый, госпожа, — сказал он.
— День добрый, — ответила Люси, кутаясь в покрывало, единственную одежду, которую она впопыхах набросила на себя, предварительно удостоверясь, что оно не слишком прикрывает ее великолепные округлые плечи.
— Надеюсь, вам понравилась моя песня, госпожа?
— Исполнено было славно, сэр.
— По крайней мере, она произвела желанное действие и привела вас к окну.
— Так вот почему вы пели!
— А для чего же еще?
— Так вы меня знаете?
— В этом городе все наслышаны о красоте госпожи Люси Уотер.
— Вы мне льстите, сэр.
— Нет, льстить — это значит хвалить не от чистого сердца. Но сколько вас ни хвали, хвала все равно не будет чрезмерной, а значит, льстить вам невозможно.
— Вы, должно быть, англичанин? Он поклонился.
— Я рад, что вы считаете меня таковым. Эти голландцы такие зануды. В обжорстве, любви к женщинам и сплетням они нам не пара.
— Представления не имею, сэр, насколько вы талантливы за столом, за сплетней или в…
— Кто знает, может быть, я смогу за один день продемонстрировать свои способности во всех трех упомянутых областях.
— Вы очень дерзки!
— Этим мы и отличаемся от голландцев. Может быть, на море нам за ними и не угнаться, но надо быть англичанином, чтобы дерзить в подобных делах.
Люси невольно вскрикнула — незнакомец перемахнул через парапет, а секундой позже его длинные, тонкие пальцы — белые, холеные, унизанные перстнями — вцепились в подоконник.
— Вы упадете, негодник вы этакий! — Она протянула руку, и он, смеясь, влез с ее помощью в окно, что само по себе было делом нелегким, поскольку окна здесь были крохотные — футов в шесть высотой.
Пока Люси тянула вверх незваного гостя, покрывало соскользнуло с плеч, чем оба остались весьма довольны: он — потому что смог убедиться в ее красоте, она — потому что смогла продемонстрировать ее.
— Вы могли разбиться, — с упреком сказала она.
— Падения из окна маловато, чтобы убить такого крепкого мужчину, как я.
— И все из-за глупой проказы.
— Награда стоит этого маленького неудобства. Я убедился, что языки не врали, и госпожа Люси Уотер — без преувеличения красивейшая женщина в Гааге.
— Я должна отослать вас обратно. Не следовало приходить сюда таким образом. Я даже боюсь подумать, что скажет полковник Сидней, увидев вас здесь.
— И все же я рискну навлечь на себя неудовольствие полковника.
— Вы слишком смелы, молодой человек.
— Полагаю, смелость — это достоинство. Без такого рода качеств мне никак не обойтись.
— Должна вас предупредить, что полковник Сидней — очень высокопоставленное лицо.
— Я с ним знаком и целиком разделяю ваше мнение о нем.
— Так вы не боитесь?..
Он положил руки ей на плечи и, на мгновение прижав к себе, поцеловал губы, шею и груди.
— Это уже чересчур, — пробормотала Люси.
— Чересчур мало, согласен с вами.
— Это просто непереносимо!
— Чему бывать, того не миновать.
— Сэр… как посмели вы врываться в мою комнату подобным образом?
— Как я посмел? А что мне оставалось делать, если вы — прекрасны, а я — мужчина, если вы услышали мое пение и протянули мне руку помощи, если уже увиденное мною заставляет меня желать увидеть все, если я уже поцеловал ваши губы и вкус их будет неотступно преследовать меня?
— У меня есть любовник.
— Я предлагаю вам кое-что получше, чем он.
— Да вы наглец!
— Скорее сладострастник — в этом грехе признаюсь.
Люси старалась устоять перед этим натиском, но что она могла поделать? Полковник Сидней ее вполне устраивал, но этот молодой человек выделялся из всех, виденных когда-либо раньше; высокий, стройный, сильный, он мог взять ее силой, и она, пожалуй, была не против, чтобы он сделал это, но он этого не делал, хотя и держался так самоуверенно. Он не собирался брать ее силой, поняла она, потому что знал, что она сама долго не продержится. Глаза его источали негу и страсть, и с такой нежностью ей еще не приходилось сталкиваться. В его манерах проступала какая-то ясность и легкость, которые были сродни ее лени, по чувственности он, казалось, ей не уступал. Ровесник Люси, не отмеченный печатью красоты, он обладал не просто отменной внешностью, а чем-то большим; короче говоря, он был самым очаровательным мужчиной, которого ей доводилось встречать.