Сьюзен Виггз - Ворон и роза
— Если бы у меня была любящая семья, неужели бы я не сказал им, куда отправляюсь. К этому времени они бы уже пришли искать меня.
Некоторое время Лорелея работала молча, о чем-то напряженно задумавшись. У нее было какое-то смутное предчувствие, что Вильгельм не хочет вспоминать, кто он такой. Но почему? Может быть, его прошлое было очень трагичным?
— Что вы подразумеваете под трагичным прошлым?
Девушка смущенно улыбнулась:
— Я не сознавала, что говорю вслух. Я подумала, что, может быть, вы избегаете своих воспоминаний.
Вильгельм с изумлением посмотрел на нее.
— Лорелея, какую, по-вашему, ужасную тайну я могу скрывать? — спросил он грубоватым от растерянности голосом.
Чувствуя его смущение, девушка пожала плечами:
— Возможно, у вас все в порядке и вскоре вы оправитесь после травмы. А я зря беспокоюсь.
Ей так хотелось узнать, что тревожило этого человека, потому что она жаждала излечить его. Девушка работала над его коленом, подушечки ее пальцев, ловко и нежно скользили по распаренной коже.
Вильгельм откинул назад голову, устало закрыл глаза, гася в них искорки внутренней боли, и произнес:
— Ради Бога, не останавливайтесь. Мне так приятно.
Его слова разлились по телу девушки сладким нектаром. Она попыталась остановить этот поток беседой.
— Одни из моих ранних воспоминаний относятся к тому времени, когда я лечила растяжения у горцев. Именно тогда я поняла, что хочу стать целителем.
Он открыл глаза:
— Почему вы так сильно заботитесь о больных?
Лорелея разволновалась.
— Это моя обязанность — заботиться о больных и раненых, — заметила она. — Это обязанность всех врачей.
— Но большинство врачей лечат с определенной, корыстной целью. Не спрашивайте, откуда я это знаю, — быстро добавил Вильгельм. — Просто знаю, и все. Догадываюсь. — Он заерзал на стуле. — Вы — исключение, Лорелея.
Не нужно было ему ей это говорить. Его близость разбудила в девушке чувства, о которых она лучше бы и не знала. Лорелея прекратила массаж и положила руки на край лохани. С кончиков пальцев стекала вода. От паров мяты щипало в глазах.
Вильгельм был совершенно прав. Она не могла вести себя с ним как с чужим, не могла легкомысленно относиться к его раненому телу и лечить его кое-как, на скорую руку. Лорелея очень беспокоилась об этом потерянном человеке с белым пятном вместо памяти, заботилась о нем гораздо больше, чем входило в обязанности врача.
Она заставила себя выдержать его взгляд. Что видели эти глубокие, загадочные глаза, когда смотрели на нее? Скрывали ли они воспоминания о прекрасных женщинах, которые жили в его прошлом? Однажды он сравнит ее с томными красотками и найдет, что она тускнеет перед ними.
— Нет, — сказал Вильгельм.
На мгновение девушка ужаснулась, что опять заговорила вслух, но он снова повторил:
— Вы — исключение, Лорелея.
Его руки нежно обхватили ее лицо, большой палец медленно заскользил по гладкой коже. От этой неожиданной ласки у девушки вдруг отяжелели веки. Не смея поднять глаза, она наблюдала, как травинки опускаются на дно лохани.
— Вода становится холодной, — смущенно проговорила она.
— А, вы избегаете темы разговора. Вы вкладываете в свою работу всю душу, Лорелея, — он взял ее влажную руку. — Интересно, вы так заботливо ухаживаете за всеми своими пациентами?
— Нет, — отскочив в сторону, она схватила полотенце, которое положила согреваться на печь. — На сегодня процедура закончена. Можете вытащить ногу из лохани, — проговорила девушка и начала осторожно вытирать ее. — Вы — особый пациент.
Вильгельм посмотрел куда-то поверх ее головы.
— Из-за потери памяти?
«Потому что меня что-то влечет к тебе, — хотелось сказать ей. — Потому что у меня подпрыгивает сердце, когда я прикасаюсь к тебе». Но Лорелея промолчала. Ее признания еще больше смутят его.
— Лорелея, посмотрите на меня.
Она прекратила вытирать полотенцем его ногу и подняла взгляд. Вильгельм хмурился, его лицо было безжалостно красиво.
— Вы очень умны, Лорелея, — сказал он. — Но вы этим не пользуетесь.
— Почему вы так говорите?
— Потому что вы тратите не меня свои нежные чувства. Отец Джулиан не получил ответа на свой запрос в Бург-Сен-Пьерр. Никто не объявлял меня пропавшим. Вам говорит это о чем-нибудь?
— А о чем мне это должно говорить?
— Это говорит о том, что я одинокий человек и совсем неподходящая компания для такой впечатлительной молодой девушки. Бог мой, каноники поняли это с самого начала, — Вильгельм кивнул в сторону отца Ансельма. Старик спал, надвинув на глаза свою высокую шапку и вытянув ноги к печке. — Они не оставляют нас наедине, что, возможно, очень верное решение.
Девушка натянула ему на ногу чулок.
— Вы не хотите сегодня прогуляться?
— Хочу. Вы согласны со мной или нет?
— Нет, — просто ответила она. — Зная, что вы полезны для меня.
— Что, вы под этим подразумеваете?
— Во-первых, мой трактат. До вашего появления желание поделиться своими мыслями с другими докторами было всего лишь мечтой, которой не суждено сбыться.
— Со временем вы бы решились на этот шаг.
— Возможно, — нагнувшись, Лорелея отвернула штанину его брюк, застегнула манжету и протянула руку, чтобы помочь ему встать, но мужчина отказался от ее услуги. — Но, скорее всего, не решилась бы никогда, нет.
— Почему?
Девушка не могла смотреть ему в глаза.
— Вы будете смеяться, если я скажу.
Пальцем Вильгельм приподнял за подбородок ее лицо:
— А вы попробуйте.
Его темно-синие глаза смотрели с вызовом.
— Боюсь.
— Чего? — напряженно спросил он.
— Мира за пределами гор, — тихо прошептала Лорелея. В ней росло отвращение к себе самой. — Я еще никому в этом не признавалась.
— Но вы говорили, что хотели бы учиться в университете.
— Мечтать не вредно, зная, что мечта никогда не осуществится. Я живу здесь всю свою жизнь. За пределами приюта мир такой чужой, такой непонятный и пугающий, — робко улыбнувшись, она помогла ему надеть сапоги и толстый шерстяной жилет, затем аккуратно подвязала сломанную руку. — Но вы заставили меня действовать. Вы пробудили во мне мужество и надежду.
Они отправились к псарне, где их приветствовала дюжина псов. Моложавый, смуглый хозяин сидел на скамейке, установленной на усыпанном сеном полу. Он чувствовал себя в своей стихии рядом с мохнатыми подопечными. Возле отца Дроза сидел пес по кличке Иван, положив свои огромные лапы на колени каноника.
Отец Дроз поднял глаза и усмехнулся.
