Виктория Холт - Битва королев
– Нет!
– Да, да, милорд! Я растила свою дочь для тебя и хочу получить вознаграждение за труды. Ты мой вечный должник, и ты мой… мой…
Она прижалась губами к его сомкнутым губам в надежде, что они раскроются в поцелуе.
В страстном порыве она все же была хладнокровна и наблюдала за ним. Разумеется, он жаждал обладать ею. Его мужское естество возбудилось, доказывая это. А как могло быть иначе? Ведь Изабелла несравненная женщина! И хоть был негодяем развращенный мерзкий Джон, он, однако, многому ее научил. Соблазнить праведника легче легкого, особенно если он сам нравится тебе до безумия.
Джон пытался, но не сделал ее своей рабыней. Теперь она, исполняя его приемы, хотела обратить в рабство Хьюго де Лузиньяна.
– Нет… нет… То, что ты предлагаешь, неосуществимо… – невнятно бормотал он.
– Если мы захотим, все осуществимо, мой милый Хьюго! Но если ты откажешься, то я пойму, что совершила непоправимую ошибку и пустила свою жизнь по ветру…
– Ты не права…
– В чем я не права? Чем ты можешь меня опровергнуть?
– Не знаю… Наверное, ничем… Я ничего не понимаю…
Тут Хьюго замолк и прижал ее трепещущее тело к своей мощной груди. Загорелая до бронзового отлива кожа обнажилась под разорванными ее хищными пальцами рубашкой.
Он издал крик отчаяния, когда овладел ею.
Завтракали они вдвоем – Джоанна вновь ускакала на верховую прогулку. Но она вернулась очень скоро и уселась за стол с мрачным видом.
– Что тебя тревожит, милая? – спросил Хьюго после того, как Изабелла отправилась наверх, чтобы довершить свой туалет.
– Что-то нехорошее происходит.
– Что?
– Что-то, связанное с моей мамой.
– Мы с ней были когда-то обручены… но это было так давно…
– Почему король Джон забрал ее у вас?
– Она его полюбила, наверное…
– Нет! – воскликнула девочка. – Она любит вас, а я тут ни при чем! Вы добрый, красивый – я люблю вас! Но вы любите не меня, а маму…
Он покрыл поцелуями ее крохотную детскую ручку.
– Я люблю тебя, моя девочка. Клянусь! Но тебе еще расти и расти, а я уже старею. Твой братец уже стал королем Англии.
– Этот дурачок!
– Пусть дурачок, но он король по праву рождения, и ты, как его сестра, имеешь право на более выгодный династический брак. Твоя мама и я – мы скоро обвенчаемся, и ты станешь моей дочерью, самым дорогим моим сокровищем. Судьба когда-то нас разлучила – меня и леди Изабеллу, но вдруг воссоединила вновь. Будем благодарны судьбе.
– Вы уже не любите меня, я знаю!
– Я люблю тебя.
– Но не так… По-другому…
Хьюго печально покачал головой и отвернулся.
Душевные страдания девочки повергали его в глубокую грусть.
Хьюго и Изабелла обвенчались. Джоанна была свидетельницей торжественной церемонии, которая по праву предназначалась ей, а не ее матери.
Она спряталась наверху, на церковных хорах, чтобы они не догадались, что она видит, как скрепляется их долголетняя любовная связь.
Замок украсился по этому поводу, и во дворе плясали нарядные крестьяне. Изабелла выглядела такой же красивой, как и всегда. И Хьюго тоже. Все только и говорили о том, что рыцарские легенды повторяются и что возлюбленные после многих лет разлуки находят друг друга.
А как ей быть? Джоанна не ревновала, но была в отчаянии. Одна любовь ушла безвозвратно, другая вряд ли когда-либо придет. Ей уже не было места в замке, она стала там всем чужой. К девочке относились по-прежнему с почтением, но она знала, что долго это не продлится.
О ней скоро забудут, перестанут ее кормить, убирать за ней постель и выносить – о, как это постыдно – ее ночной горшок по утрам.
Ночью, прежде чем заснуть, она рыдала так, что подушка насквозь промокала от слез.
ШОТЛАНДСКАЯ НЕВЕСТА
Уильям Маршал возвратился в свой родовой замок близ Ридинга и понял, что лучше было бы не покидать его никогда. Там он родился, там ему суждено и умереть. Восемьдесят лет он пространствовал по свету – другие мужчины уходили из жизни гораздо раньше. Из его ровесников в живых не осталось никого. Может быть, Господь даровал ему столь долгие лета за его безгрешность? Ведь его сверстники ой как грешили, а те, кто был помоложе, – о них и молиться Господу не было смысла. Место им уготовано в самой геенне огненной….
Он служил своей стране долго, верно и с пользой, на какую был способен. И часто, как ему представлялось, выручал родину из беды.
Оглядываясь в прошлое, он особо гордился последними четырьмя годами, проведенными возле юного короля Генри, – за эти годы страна ожила, а ведь дотоле была трупом, отданным на растерзание стервятникам-французам.
Теперь на английской земле был порядок. Народ истосковался по твердой власти, и он ее наконец получил. Законы были суровыми и наказывали смертью за любое преступление, но люди благодарили Закон за избавление от разгула и насилия. Слава Господу, Англия живет теперь в мире и в недалеком будущем обретет прежнее величие.
Он и верховный судья Губерт де Бург позаботятся об этом. Страна будет в долгу перед ними, и останутся они в памяти народной как истинно праведные и мудрые правители.
Его жена так трогательно пеклась о нем. Они росли вместе в юности и вместе старели. Их брачный союз был прочен и приносил плоды. Пятерых сыновей они произвели на свет и пятерых дочерей. И браки его детей сделали Маршала влиятельнейшим из вельмож благодаря родственным связям, но он всегда ставил государственные интересы выше узкосемейных, и все же Господь платил ему за праведность сторицей. Богатство его и влияние росли…
Однако он предчувствовал близкий конец и желал уйти из жизни еще на гребне славы и обладая властью над страной.
Кому будет нужен разбитый параличом, немощный старик? Кто будет оплакивать его, опуская в могилу? Нет! Он хотел оставить по себе память как о мужчине цветущем и разумном, как о рыцаре, ушедшем в мир иной во всеоружии, в сияющих, а не в ржавых доспехах.
Супруга его, Изабелла – тезка вдовствующей королевы, – заметила, что он погрузился в оцепенение, сидя за столом, и поспешила к нему.
– Тебе нехорошо, мой муж? – осторожно осведомилась она.
– Посиди рядом со мной, – попросил он.
Она подчинилась, испытывая неизъяснимую тревогу.
– Нам незачем обманывать друг друга. Скоро меня не станет.
– У тебя что-то болит?
– Боль приходит и уходит… Но в мою память возвращается все чаще прошлое, и мне тогда кажется, что мой король – не теперешний Генрих, а тот… его дед… своенравный, блестящий Генри Анжу, любящий войну не ради побед и кровопролития, а ради торжества стратегии, как в шахматной игре. Он частенько мне говорил: «Битва может быть выиграна одним остроумным словом или передвижением одной дюжины всадников, и незачем тогда класть мертвыми на поле боя тысячи мужчин. Ведь они пригодятся в другом деле…»
