Элизабет Чедвик - Любовь не кончается: Эйлит
В Диве Рольф посвящал целые дни изнурительным тренировкам по погрузке и выгрузке коней в корабельных условиях, начав со своего смирного мерина и закончив норовистым испанским скакуном герцога. Постепенно он приобрел некоторые навыки, и теперь задача уже не выглядела такой невыполнимой, как казалось вначале. Лошадям, которые артачились, закрывали глаза кусками плотной материи, для усмирения остальных хватало ласки и уговоров. Рольф старался найти особый подход к каждому беспокойному коню. Так, разместив герцогского вороного по соседству с невысокой смирной кобылкой, он сумел добиться от своенравного жеребца повиновения. Разумеется, Рольф не мог возиться таким образом с каждым из двух тысяч коней, но нес личную ответственность за наиболее ценных скакунов из конюшен герцога и своего покровителя Вильгельма Фицосберна.
Солнце закрыла огромная серая туча, но небо было все еще подернуто розоватой дымкой. Река сверкала, как обнаженный клинок меча. Снизу доносилось лошадиное ржание и смех солдат, сидящих у костров. С сумерками в воздухе замельтешила мошкара. Неожиданно Рольфу пришла в голову мысль о том, что, возможно, он видит земли Бриз-сюр-Рисла в последний раз. Не исключено, что через месяц его кости будут покоиться на морском дне или на враждебном английском берегу. От этой мысли ему стало немного грустно, но в то же время она придавала ощущениям некоторую остроту. Жизнь без риска столь же безвкусна, как пресный хлеб, разве не так?
Поверх блекнущей розовой полосы на небе робко засияла первая звезда, подарившая Рольфу смешанное чувство удовлетворения и душевной боли.
— Мой господин, разве ты не придешь сегодня ко мне? — Неслышно подойдя, Арлетт взяла мужа за руку. Рольф заметил встревоженный взгляд, брошенный ею на огромный табун, в сумерках слившийся в единое темное пятно. Жена, несомненно, опасалась, что супруг предпочтет провести ночь в компании друзей у костра, а не с ней… Именно поэтому сегодня она принарядилась: платье из голубой шерсти обтягивало фигуру, выгодно подчеркивая тонкую талию и маленькие груди. Уловив исходящий от волос Арлетт слабый аромат трав и высушенных розовых лепестков, Рольф почувствовал острое желание: за последние шесть месяцев он редко наведывался домой.
Лагерь герцога Вильгельма в Диве не смахивал на монастырь, по крайней мере в том, что касалось девиц. Каждый вечер, как мотыльки на свет, они слетались к шатрам, горя желанием осчастливить всех страждущих наемников. Время от времени Рольф пользовался их вспотевшими прелестями, захаживал к приглянувшейся рыбачке с красивым и крепким телом, но это случалось крайне редко. Трепетный в отношении фамильной чести, он не раз смирял свою похоть, предпочитая воздержание услугам разбитных шлюх, вечных спутниц любой армии.
Улыбнувшись, Рольф поцеловал жену — она ждала этого — и последовал за ней в башню. Рассеянно отвечая на ее вопросы, он мысленно перечислял дела, которые предстояло сделать до рассвета — срока, назначенного для отправки табуна в Сен-Валери-сюр-Сомм.
Стол был накрыт к прощальному ужину. Рольф наблюдал, как мелькают маленькие ручки Арлетт, довершая последние штрихи к украшению блюд… Ни одно из них не вызвало у него обычного аппетита. Скрывая раздражение, он опустился в свое любимое кресло. Отец Гойль благословил пищу, и все присутствующие, пробормотав «аминь», приступили к трапезе, которую будничный религиозный обряд не сделал вкуснее ни на йоту.
За ужином Рольф давал последние распоряжения и советы Танкреду, которому предстояло минимум два месяца следить за владениями и оставшимися в Бризе лошадьми. Жизнерадостный и сильный мужчина средних лет, Танкред происходил из семьи потомственных вассалов де Бризов и имел собственную усадьбу и земли в Фоввиль-сюр-Рисле, в шести милях отсюда. Благодаря своему трудолюбию и знанию лошадей, он состоял в чине старшего конюшего и получал десятую часть от стоимости каждого проданного коня. Танкред рано овдовел и воспитывал десятилетнего сына — наследника прибыльной отцовской должности.
— А где же наш юный Роджер? — Рольф оглянулся вокруг, ища глазами светловолосого крепыша, обычно повсюду сопровождавшего Танкреда и на лету ловящего все его советы и наставления.
— Он отправился с одним из конюхов осматривать табун. Наверное, засиделся где-нибудь у костра. Я знал, что нужен вам, и поэтому остался в замке. — Танкред улыбнулся. — После вашего возвращения парень ходит сам не свой. Таких табунов он еще не видел.
— Что верно, то верно, — с умиротворенной улыбкой подтвердил Рольф, а затем без особого желания вернулся к скучному, но, увы, необходимому разговору о поместье и конюшнях. Возможно, в этот прощальный вечер Арлетт хотела бы слушать от него более деликатные застольные речи, нежели рассуждения о спаривании кобыл и продаже годовалых жеребцов, но у Рольфа оставалось слишком мало времени, чтобы говорить любезности и поддерживать светские беседы.
Уединившись в спальне, Рольф вынул из ножен меч и поднес его к пламени свечи. Сжав пальцами обтянутую кожей рукоятку, он взмахнул мечом и почувствовал, как его сила, покидая руку, переселяется в стальной клинок. Интересно, что ощущает человек, нанося удар противнику на поле боя, осознавая, что может убить или быть убитым? В молодости, в период обязательной сорокадневной службы в герцогском войске, ему приходилось участвовать в незначительных схватках. Правда, тогда дело не заходило дальше угрожающего размахивания копьем и легких скользящих ударов. В Див-сюр-Мере Рольф использовал малейшую возможность попрактиковаться с датской боевой секирой — оружием, распространенным у саксов. Он даже купил одну у торговца, который клялся-божился, что собственноручно убил ее предыдущего владельца. Рольф бросил взгляд в затемненный угол комнаты, где зловеще мерцало изогнутое наточенное лезвие, прикрепленное к пятифутовому древку из ясеня.
Засунув меч в ножны и положив его рядом с продолговатым щитом, Рольф взялся за секиру. Более тяжелая, чем меч, она требовала особого умения в обращении и, попадая в опытные руки, крушила все и всех на своем пути. Никакая кольчуга не могла уберечь от ее смертоносных ударов. Единственным спасением оставались ловкость и быстрое копье.
Мысленно вообразив себя рыцарем на поле боя, Рольф широко расставил ноги и взмахнул секирой.
Вошедшая в комнату с люлькой на руках Арлетт испуганно вскрикнула. Спохватившись, она зажала рот ладонью, но, увы, слишком поздно — ребенок проснулся и громко заплакал.
Испытывая угрызения совести, Рольф с неохотой опустил секиру и положил ее рядом с мечом и щитом.
