Наталья Пушкина-Меренберг - Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой)
О своих настоящих планах и намерениях он еще не сказал ни слова. Тайный визит на бал так легко и хорошо удался, что он предвидел его неоднократное повторение. Так как весь карнавал был еще впереди, он верил, что убедит Любочку в полной безопасности и лишь после этого сделает ее соучастницей своих планов.
Целый час пролетел за любовными разговорами. Борис посмотрел на часы.
— Дольше мы не можем задерживаться, дорогая Любочка, — сказал он. — Время идет, а мы должны вернуться домой, не подвергая себя опасности.
— Мы уже должны расстаться, мой ангел? — печально сказала Любочка. — Я неописуемо счастлива!
Вместо ответа Борис поцеловал ее. Потом он сказал:
— Мы встретимся снова на следующем балу, если ты не боишься. Ты видишь, однако, что никакой опасности нет.
Эти слова перед расставанием утешили Любочку. Она снова надела маску и об руку с Борисом пошла к выходу. Вряд ли они слышали шаги за собой. Скрытое оградой рощицы, черное домино с желтым бантом шло за ними и проводило их до самой кареты.
Без затруднений Любочка добралась до дома, где, не встретив ни одной живой души, пробралась в свою комнату.
Глава десятая
Теперь Любочка с Борисом посещали маскарадный бал каждую неделю. В большом танцевальном зале они не задерживались и тотчас направлялись в свою рощицу, где при первом посещении пережили такие счастливые часы. Любочка не уставала говорить о своей любви и выражала свое чувство по-разному, в разных тонах и формах. Подчас она высказывала надежду, что ей не придется долго скрывать свою любовь и скоро супружество навсегда соединит ее с любимым. Когда она заговаривала о свадьбе, Борис становился сдержан и молчалив. Он говорил ей тогда о терпении, о трудностях с отцом, которые он должен преодолеть, так как находится в зависимости от него, и о том, что чрезмерная спешка опасна для их будущего.
Не матримониальный, а совсем другой план был у него задуман. Он ломал голову над тем, как найти повод, как найти путь, чтобы, не возбуждая недоверия Любочки, открыть ей этот план. Но его всегда ловкая находчивость отказывала ему служить в этом деле.
Он хотел подготовить Любочку к будущему и часто говорил о Владимире Островском, подчеркивал антипатию, которую тот ему внушает, и все же никак не понимал, как произнести последнее, решающее слово. Ему было страшно посвятить Любочку в свою тайну, оказаться по доброй воле в ее руках.
Он размышлял над трудностями, а между тем пришел конец карнавала. Любочка и Борис находились на последнем балу сезона. Эту последнюю возможность нельзя было упустить, выгодная обстановка больше бы не повторилась. Он понимал, что время не терпит.
Что лучше, сказал он наконец самому себе, искать средства и уловки, чтобы незаметно к ней подступиться, или сказать ей прямо, что мне от нее нужно (и как она будет этим ошеломлена), и тем увереннее достичь
своей цели? Женщины любят, когда их ошеломляют. Отважусь прыгнуть в неизвестность!
Они снова сидели в своем любимом садике. Любочка нежно прижалась к Борису. Тот был рассеян и сидел, наполовину отвернувшись от любимой. Вдруг, решившись, он повернулся лицом к ней. Он заглянул в ее глаза глубоким, сердечным, почти умоляющим взглядом и сказал деланно робким голосом:
— Дитя мое, можешь ли ты мне сделать одолжение? Очень большое одолжение.
Она удивленно посмотрела на него. Этот неожиданный вопрос никак не вытекал из их разговора, и сам его тон, казалось, готовил ее к какой-то неожиданности. Но удивление длилось недолго, и ее светившееся радостью лицо сказало ему без слов, как будет она счастлива дать ему доказательство своей любви.
— Не обещай так уж быстро, моя любимая, исполнить мою просьбу, — сказал он после ее безмолвного ответа. — То, о чем я прошу, не пустяк. Быть может, это связано даже с опасностью.
— Тем лучше, Борис, если это связано с опасностью, — живо ответила Любочка. — Тогда у меня будет возможность дать первое доказательство моей безграничной любви к тебе. Приказывай, я слушаю.
— Ты — ангел, Любочка, но я боюсь объяснить тебе. У тебя может сложиться плохое мнение обо мне, и ты меня, в конце концов, разлюбишь.
И его лицо приняло печальное выражение, как будто это уже случилось.
— Нет, Борис, это невозможно. Я люблю тебя всем сердцем. Я — твоя и навсегда. Ты — мой идеал. Что бы ты ни сказал, что бы ни сделал, я больше не представляю свою жизнь без тебя.
После этих слов можно ли было ждать лучшего для осуществления его планов?
— Собственно, я не знаю, почему захотел говорить об этом. Ведь это ни к балу, ни к разговору двух влюбленных не имеет отношения. Я был слишком счастлив, и коварная судьба хочет меня за это наказать, и меня снова ждет мрачная полоса жизни. Счастье не для меня!
Он опустил голову на грудь, а глаза его смотрели так печально, как будто он видел перед собой эту мрачную полосу. Потом, не поднимая головы, добавил:
— Лучше оставим это. Мужчина должен страдать в одиночку!
— Скажи, мой любимый, скажи! Мы будем страдать вместе, а если смогу, я облегчу твои страдания. Я не успокоюсь, пока ты не объяснишь, что я могу для тебя сделать.
— Пусть будет так, Любочка! От тебя у меня не может быть секретов.
Он медленно поднял голову. Казалось, он принял трудное решение. Его лицо приняло трагическое выражение, рот горько искривился. Глаза дико сверкнули. Инсценировка была превосходной.
— Знаешь ли ты, дитя, что значит ненавидеть? — спросил он сдавленным голосом.
— Я знаю это чувство, — ответила Любочка.
— Ты, невинная голубка, уже можешь ненавидеть? — удивился Борис и продолжал: — Тем лучше. Если это чувство тебе известно, ты поймешь то, что я тебе доверю. Так послушай. Я ненавижу Владимира Островского…
— Ты ненавидишь Владимира Николаевича? — переспросила Любочка, крайне удивленная.
Этого она не ожидала.
— Да, я ненавижу Владимира, — настойчиво повторил Борис, — и хочу, и должен ему отомстить. Я ненавижу его всеми фибрами души. Я ненавижу его как ночь ненавидит день, как смерть — жизнь. Моя ненависть безгранична, вплоть до желания оскорбить все самое святое для него, самое любимое…
— Меня ужасает столь страшное проявление твоей ненависти, Борис. Но скажи, почему ты его ненавидишь? Почему ты хочешь оскорбить все самое любимое им? — спросила Любочка.
— Однажды он тяжко оскорбил меня… Не требуй от меня больше объяснений. Я свято поклялся молчать. Хочешь ли ты помочь мой мести, Любочка?
Он остановился. Она испуганно слушала это драматическое признание, ее пугал накал его чувств.
— И как я, слабая девушка, могу тебе помочь? — робко спросила она.
