Карен Рэнни - Превыше всего
Обманывать себя Кэтрин научилась мастерски.
Глава 4
Джереми уехал вскоре после обеда на спокойной лошади, а не на Громе, с которым он измучился, добираясь сюда. На душе у Кэтрин стало совсем беспокойно. Дом с его отъездом вдруг показался ей слишком тесным. Только сейчас она осознала, что, кроме нее и графа, в нем находятся только слуги, полностью подчиняющиеся ему. За этой пришли в голову и другие не менее тревожные мысли. Стараясь отвлечься от доводящих до отчаяния размышлений, она вышла из дома и направилась к конюшням.
Обращаться с лошадьми она научилась еще ребенком. Занятиям верховой ездой ее родители придавали большое значение, не меньше, чем вышиванию и изучению латинского языка. Позднее Кэтрин поняла, что большое внимание к ее образованию объяснялось не только тем, что она была единственным ребенком в семье, но и благодаря убеждениям отца. «Если ты родилась женщиной, то это не значит, что ты можешь думать только о пустяках», — часто говорил он. При этом он всегда подмигивал жене. Хмурое лицо мамы разглаживалось, и на нем появлялась улыбка. Она кивала головой и глубоко вздыхала.
Верховая езда была для Кэтрин одним из тех занятий, которые возвращали ее в счастливое, беззаботное детство. Таким же любимым занятием являлось для нее чтение. Но возможностей заниматься ими в последнее время у нее почти не было. После смерти родителей Кэтрин практически все распродала, чтобы расплатиться с огромными долгами. Мертонвуд не мог похвастаться обширной и разнообразной библиотекой, и уже к концу первого месяца девушка прочитала все, что нашла в ней интересного.
Но зато в конюшне сейчас находились две отличные лошади: знакомый ей Гром и еще один великолепный жеребец, необычайной красоты и размеров, явно предназначенный только для графа. Она отвела сочувственный взгляд от нервно вздрагивающего Грома и посмотрела с интересом на Монти. Оба коня, как видно, были одной и той же породы. Они имели одинаковый окрас, сильные холки и схожие размеры в обхвате. Оба были не из тех лошадей, на которых удобно совершать неспешные прогулки по парку. Такие кони рождаются для быстрой езды, требующей много сил и выносливости. Кэтрин отдала бы все свои скудные накопления, лишь бы поскакать верхом на Монти.
Некоторое время Кэтрин стояла и рассматривала прекрасное создание, наслаждаясь красотой его форм и грацией движений, говоривших о бесспорной чистоте породы. Белая звездочка на лбу была единственным пятном на черной атласной шкуре. Устремленный на него восхищенный взгляд девушки благородное животное встретило равнодушно. Монти лишь, слегка раздув ноздри, фыркнул и занялся отрубями, специально приготовленными для него.
Кэтрин осторожно поставила одну ногу на нижнюю перекладину стойла и, ухватившись рукой за верхнюю, подтянулась. Оказавшись таким образом ближе к лошади, она извлекла свободной рукой из кармана яблоко, которое заранее выпросила у кухарки, и протянула его Монти.
— Ах ты мой красавец! — подбодрила она коня, когда тот плавно повернул голову и откусил лежащее на ее ладони яблоко.
Он ел предложенное угощение с разборчивостью герцога и грациозностью принца крови.
— Ну и что ты будешь делать, мой милый мальчик, — ласково проговорила она, когда Монти снял губами с ладони последний кусочек, — увидев, что у меня больше ничего нет? Сразу отвернешься от меня?
— Вы, наверное, брали уроки у Джереми, как можно испортить моего скакуна?
Она должна была удивиться, услышав его голос, или вздрогнуть, увидев его стоящим так близко. Но этого не произошло. Она пришла сюда не для того, чтобы найти его. Просто Джули дремала, в доме она чувствовала себя неуютно, а день был таким опьяняюще прекрасным, что совершенно не хотелось спорить.
— Никто не сможет испортить этого великолепного коня. Он смотрится королем среди своих подданных, — ответила она, опять поворачиваясь к Монти.
Конь перестал тыкаться губами в ее ладонь и посмотрел на них большими коричневыми глазами почти с человеческим любопытством.
Граф встал рядом с Кэтрин и ухватился за верхнюю перекладину. Позы их теперь были одинаковы. Но как не похожи были эти двое людей! Он возвышался над ней на целую голову, почти загораживая своей мощной фигурой стойло. Граф стоял со своей обычной беспечностью, а она с большим трудом старалась скрыть внутреннее напряжение. На графе был великолепный костюм, слишком дорогой для деревни. Ее наряд вполне мог принадлежать деревенской моднице. Однако оба они в полной неподвижности молча смотрели на великолепного обитателя стойла, задавая про себя вопросы друг другу и даже давая на них молчаливые ответы. Граф хотел спросить, где она научилась так спокойно общаться с лошадьми, особенно с такими своенравными, как Монти. Кэтрин желала бы рассказать ему о своем отце и о его любви к животным. Он очень хотел узнать о ее воспитании: письмо матери относительно новой воспитательницы было слишком сухим и обтекаемым. Графа даже удивлял столь сильный интерес к этой юной женщине. Подобное, конечно, случалось с ним и раньше, но довольно редко.
Наступил момент, когда они оба смогли обнаружить немало общего в их столь разном прошлом; оказалось, что у них были почти одни и те же мечты и надежды. Только молодого, жизнерадостного Фрэдди жизнь превратила в нынешнего, закованного в непробиваемую броню графа Монкрифа. А множество юношеских ошибок и ощутимый страх перед будущим заставляли Кэтрин глубоко прятать свои чувства. Жизнь, однако, слишком сложна и переменчива, она постоянно то разлучает, то снова сближает двух родственных по духу людей. И тогда вопреки рассудку они стремятся друг к другу снова и снова. Кэтрин поняла это всем сердцем, когда манжета графа коснулась ее запястья. Нежный аромат ее тела, смешанный с запахом сена и лошадей, щекотал ноздри графа. Она неотрывно смотрела на его слегка растрепавшиеся на затылке волосы, а он не мог отвести взгляд от ее побелевших пальцев, обхвативших серую перекладину стойла.
Наконец девушка спустилась вниз и отряхнула ладонью юбку из грубой хлопковой ткани. Кэтрин стояла и рассматривала пол конюшни, который был усыпан сеном и весь покрыт выбоинами от лошадиных копыт.
«Какие длинные и густые у нее ресницы, — подумал граф. — Они будто специально созданы для того, чтобы прятать глаза».
Дыхание Кэтрин стало прерывистым. Сердце графа учащенно забилось.
«Как у мальчишки!» — удивился граф и тут же взял себя в руки.
— Вы ведете себе рискованно, Кэтрин, — произнес он вслух бесстрастным тоном.
Граф сказал правду. Кэтрин не могла чувствовать себя в безопасности около него и сама понимала это. И дело не в том, что он не мог преодолеть вспыхнувшую страсть, и не в нескольких месяцах воздержания. Это было бы слишком простым объяснением. С ним происходило что-то непонятное и не поддающееся контролю. Он хотел ее и ясно осознавал это. Он хотел овладеть ею прямо сейчас, на глазах у своего жеребца, наброситься на нее и ласкать до тех пор, пока не запрокинется ее голова и она не застонет от боли и наслаждения. Он мечтал, как она будет шептать его имя, царапать в упоении его грудь ногтями и покусывать плечо своими белоснежными зубами. А Кэтрин молила Бога, чтобы граф ушел. Если бы он ушел сразу, тогда она бы не задела его подолом широкой юбки, проверяя, насколько велика опасность. Если бы она не прикоснулась к нему, она бы не почувствовала этого обволакивающего тепла, которое исходило от него. Теперь что-то незримое связывало их, нечто темное и запретное, и такое же чарующее, как вкус тающего на языке горького шоколада.
