Александра фон Лоренц - Любовь крестоносца
Тевтонский орден
Германия, город Магдебург, 1236 год
Наконец начало светать. Воздух наполнился неясными сумеречными тенями, звезды стали гаснуть, словно они уходили куда-то в глубь неба. Замок Марбург еще не проснулся. В предрассветной мгле его темные стены грозно нависали над зелеными водами рвов ― зловеще для недруга, и приятно для того, кто здесь родился. Прошло еще немного времени, и кроваво-красная заря показалась на востоке. Ульрих остановил коня у места, куда опускался мост и, заложив пальцы в рот, озорно свистнул, пытаясь пересилить громкий щебет птиц, приветствующих наступление нового дня. Сонный стражник выглянул в узкое окно на самом верху одной из приворотных башен и, тряхнув взлохмаченной головой, исчез в недрах механизма подъема моста. С надрывным скрежетом широкое полотнище моста поплыло вниз, конь младшего сына барона фон Эйнштайна принялся нетерпеливо гарцевать. Сын барона вернулся слишком рано, ― юноша не захотел ночевать в придорожной таверне и провел всю ночь в седле на опасной лесной дороге. Матушка будет очень недовольна таким безрассудным поведением дерзкого Ульриха. Сколько уж говорено ему, что следует быть осмотрительней! Но младший сын унаследовал бесстрашный нрав отца баронессы и мог запросто отправиться в самое опасное путешествие без сопровождающих. Юноша был высокого роста, широк в плечах, и для многих было достаточно одного его горделивого взгляда, чтобы отбросить всякие дурные намерения. Дед не зря потратил многие годы на воспитание своего любимца, и Ульрих мог мгновенно выхватить кинжал или нож, чтобы нанести молниеносный смертельный удар. Правда, никто еще не осмелился ощутить на себе его гнев, но руки молодого аристократа так и чесались, чтобы продемонстрировать свою силу и ловкость. Пока же только с помощью затупленного меча обращал он своих «противников» в бегство, а настоящие разбойники не встречались на его пути.
— Ну, что так долго возишься, Ганс! — закричал Ульрих, но стражник развел руками, показывая хозяйскому сыну, что в замке все еще спят, и не стоило бы орать на всю округу.
Ульрих только махнул рукой и натянул поводья. Трой вздыбил свой роскошный черный хвост и стал вышагивать по дубовым доскам, как будто он был цирковой лошадью, а не боевым рыцарским конем. Ульрих, когда Трой был еще жеребенком, баловал своего коня, принося ему сладости со стола, и Трой отвечал своему хозяину преданной любовью, чувствуя и каждое его желание, и каждую мысль.
Замок спал, и Ульрих, проходя узким коридором, постарался не шуметь, чтобы не разбудить родителей, уж больно сладкий храп раздавался из их спальни. Молодой человек поднялся на третий этаж, и уже совсем было направился к своей комнате, чтобы насладиться крепким утренним сном на мягкой перине, заботливо взбитой служанкой. Но его внимание привлекли скрип кровати и стоны, раздающиеся из спальни его брата, Генриха.
— Вот гуляка, — с завистью подумал Ульрих, — уже притащил себе девчонку из села и наслаждается, пока родители спят…
Дверь в комнату Генриха была слегка приоткрыта, Ульрих не удержался и заглянул туда. Его взору предстала восхитительная женская спинка. Девушка восседала на Генрихе, которого и видно не было в перинах и подушках, только узкие босые ноги брата дергались в такт движениям любовницы. Молодая женщина вскинула изящные руки, поправляя рассыпавшиеся по плечам длинные волосы, и склонилась, осыпая поцелуями своего любовника. Но Ульрих оступился, дверь, за ручку которой он держался, резко скрипнула. Девушка оглянулась, и у Ульриха спазм сдавил горло, ноги молодого человека подкосились, а на спине выступил холодный пот.
— Хильдегард! — прохрипел он.
Возлюбленная Ульриха взвизгнула и, соскользнув с Генриха, юркнула за высокую спинку кровати, сверкнув голой попкой.
Ульрих никогда не видел обнаженные ягодицы своей избранницы, но такая милая картина вызвала в нем только очередной приступ ярости. Он был не тем человеком, кто очень осторожно обдумывает свои действия, и в следующее мгновение сидел верхом на брате вместо Хильдегард, осыпая его ударами тяжелых кулаков.
— Сволочь, — кричал обманутый жених, — это было твое последнее удовольствие! Я убью тебя!
— Фрау Эйнштайн! — истошно закричала неверная невеста из своего укрытия, — фрау Эйнштайн!
— Молчи, сука, я еще и до тебя доберусь, — зарычал Ульрих, размазывая кровь брата по вспотевшему лбу.
― Не смей оскорблять мою невесту!― возмутился старший брат.
― Что за шум спозаранку? ― дверь распахнулась и на пороге показалась невысокая фигура барона Конрада, хозяина замка.
— Госпожа баронесса, госпожа! — входная дверь спальни барона и баронессы фон Эйнштайн с грохотом распахнулась, и молодая девушка, одетая в коричневое домотканое платье, появилась на пороге.
— Ну, чего ты кричишь, Бригитта, ведь еще так рано! — баронесса фон Эйнштайн, немолодая рослая женщина с аристократическим, хоть и немного увядшим лицом, недовольно приподнялась с подушки.
— Госпожа баронесса! Идите скорее в спальню господина Генриха, а не то ваши сыновья поубивают друг друга!
— Святая Варвара! Ульрих уже вернулся? Что произошло? ― вскочила баронесса с постели. — Ну, Бригитта, рассказывай, что случилось! ―
Они бросились к лестнице, ведущей на третий этаж.
— Я не знаю! Господин Ульрих закричал на господина Генриха, а потом ударил его кулаком в лицо. Господин Генрих ответил тоже ударом, и тут началось!
— А где мой муж? — тучная баронесса едва поспевала за молодой служанкой.
— Господин барон уже там и послал меня за вами, он не может их остановить!
Когда запыхавшаяся баронесса вбежала в спальню старшего сына, перед ней предстала такая картина: рослый Ульрих, красивый парень с искаженным злобной гримасой лицом, оседлав полноватого невысокого Генриха, остервенело молотил кулаками по его окровавленному лицу.
— Вот тебе, толстая свинья, за гнусное предательство! Разве подлец может быть хорошим бароном? А вот еще — за Хильдегард! Хотя эта дрянь тебя стоит!
Небольшой пожилой мужчина бегал вокруг, тщетно пытаясь остановить драку.
— Ульрих! Немедленно слезь с него! Ты ведь знаешь, что он слабее тебя! Конрад, что ты за отец! Не требуешь к себе уважения! — рассерженная баронесса пыталась прекратить дикую драку, наконец, ей это удалось.
— Я приказывал им прекратить драку — бесполезно… Он тебе еще не все сказал, Берта, — старик вытер слезинки, которые скатились из его глаз. Старый барон держался как мог:
— Наш сын покидает нас, он хочет стать одним из братьев Тевтонского ордена, а это означает, что мы его потеряли навсегда. Я не могу его убедить. Увы.
