Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
— Как это было? Сколько их? Много?
Граттию стоило подумать о том, что мы с дороги, устали и, вероятно, голодны. Однако он не успел даже предложить нам умыться, как Антоний стал вытягивать из него сведения.
— Армия немалая, — осторожно начал он, — но ты сам понимаешь, император, наблюдать за высадкой меня не пригласили, так что данные приблизительные. По моим оценкам, их около восьмидесяти тысяч. Выяснить, сколько легионов и какие именно, у меня возможности не было. Одно скажу точно — все они римляне, никаких союзных или вспомогательных формирований.
Он повернулся к денщику, явившемуся с кувшинами чистой воды и полотенцами.
— Ага, вот. Освежитесь с дороги.
Антоний вытянул руки над тазиком, и денщик полил на них из кувшина.
— И где они расположились? — спросил он сквозь плеск воды.
— Разбили лагерь на северном мысу, на возвышенности.
На возвышенности? Умно.
— Место хорошее во всех отношениях, кроме снабжения водой. За ней им приходится спускаться к реке Лоурос или в низину, к источникам.
Ага, здесь они уязвимы. Приятно это слышать.
— Их трудно окружить с севера и нелегко атаковать с юга, с холмов. Плоская равнина внизу — подходящее поле для битвы.
— Или для нашего лагеря, — быстро сообразил Антоний. — Мы остановимся здесь и отсюда будем командовать силами по обеим сторонам залива.
Он вытер руки, и денщик подошел ко мне. Смыть грязь с ладоней было очень приятно.
— Итак, им придется кое о чем позаботиться, — сказала я. — А насколько защищен Левкас?
Левкас, гористый остров, лежавший в море напротив Актия, занимали наши войска. Это был жизненно важный пункт: пока корабли имели возможность причаливать там, продовольствие из Египта поступало бесперебойно.
— Вполне надежно, — ответил Граттий.
Островом Левкас являлся лишь по названию, ибо от суши его отделял мелкий пролив, заросший тиной, пройти по которому не смог бы ни один корабль. Но и форсировать вброд эту преграду — нечто среднее между водой и сушей — решился бы только сумасшедший.
— Это успокаивает, — сказал Антоний.
Его слова убедили бы кого угодно, только не меня. Я-то знала, что успокоится он лишь после того, как удостоверится во всем лично, на месте.
Только теперь, когда общая обстановка стала понятна и оставалось прояснить детали, он позволил себе снять шлем. Неопределенная угроза приобретала конкретные очертания — значит, ее можно отразить.
Принесли еду. Моя голова кружилась от голода, но я почти потеряла аппетит, однако вежливо улыбнулась.
Нам подали мясо водоплавающих птиц — журавля, утки, цапли.
— Как видишь, у нас тут изобилие водяной дичи, — сказал Граттий.
— Да. Надо полагать, птицы гнездятся в болотах, — отозвался Антоний.
«Ага, — подумала я, — вместе с комарами, слепнями и мухами».
— Рыбалка здесь прекрасная, а главное местное лакомство — огромные креветки. То, что в других места почитается за деликатесы, у нас повседневный рацион, — похвастался командир гарнизона, с гордостью предлагая нам густой суп с креветками. — Правда, — добавил он извиняющимся тоном, — с вином похуже. Армейский паек, этим все сказано.
— Не важно, — махнул рукой Антоний, — сойдет любое, лишь бы утоляло жажду. — Он осушил чашу. — Прости, я забыл поблагодарить тебя за выдумку с вооруженными гребцами. Умно, ничего не скажешь. Получишь поощрение.
— Счастлив стараться, император! — отозвался Граттий, радуясь тому, что заслужил похвалу командующего.
Мы остановились в палатке центуриона. Граттий предлагал нам свою, но мы отказались. Как только подтянется армия, здесь разобьют новый лагерь, гораздо больший. Там будет и штаб-квартира с шатром командующего — praetorium — и штабной пристройкой, именуемой principia.
Вечером, когда мы собирались отправиться спать, Антоний сказал:
— Помнишь, как ты в свое время предпочла лагерную палатку дворцу Артавазда? Теперь выбирать не приходится, так что подумай, нужна ли тебе полевая жизнь, которая затянется неизвестно на сколько?
Мне случалось жить в палатках и раньше, во время изгнания из Египта, поэтому его слова заставили меня вспомнить про окрестности Ашкелона и тамошнюю песчаную бурю.
— Я буду там, где ты. В палатке так в палатке, сколько потребуется, — заверила я Антония.
Я понимала, что многие из его окружения мне не обрадуются. Но я не собиралась покидать лагерь. Пусть они хоть глотки себе сорвут, пусть кричат: «Возвращайся в Египет!» Пока Антоний желает, чтобы я была рядом, их недовольство меня не волнует. Я с места не сдвинусь.
— Кроме того, без меня подвластные цари лишатся отваги. Они не станут сражаться за интересы Рима, да и с чего бы? Они полагают, что и так уже отдали Риму более чем достаточно.
— О чем ты? — не понял Антоний.
О боги, оказывается, я уже размышляю вслух. До чего я устала!
— Так, мысли блуждают, — торопливо сказала я. — Не обращай внимания. Все сводится к тому, что я готова жить в палатке, пока ты готов терпеть меня рядом.
— Раньше я никогда не думал, что буду возить с собой женщину на войне.
Раньше ты никогда не был женат на царице.
— Надеюсь, ты хотя бы останешься в лагере, а не… — Антоний вздохнул.
Он тоже слишком устал, а сейчас не время спорить о моей роли и степени участия в войне.
— Сегодня я засну беспробудным сном, — примирительно сказала я.
Это полностью соответствовало моим желаниям. Я лишь надеялась, что переутомление после столь долгой скачки не выльется, как это бывает, в бессонницу.
Он улыбнулся, радуясь возможности хоть ненадолго отложить дела: непрерывная гонка закончилась, надо отдохнуть, а завтра оценить обстановку на свежую голову.
В палатке центуриона, в дополнение к обычной походной койке, поставили еще одну: обе раскладные, с деревянными рамами и кожаными ремнями, удерживавшими тонкие тюфяки, и очень узкие.
— Вижу, походная жизнь началась, — заметила я, присматриваясь к койкам. — Они, надо думать, жесткие. Спать на них как на камнях.
— А как же! Солдат должен быть закаленным.
Антоний откинул одеяло и растянулся на койке; рама жалобно заскрипела под его весом. Он поерзал, устраиваясь поудобнее, и прикрыл глаза ладонью, чего обычно не делал: видимо, привычка защищать глаза от света проявлялась только в полевой жизни.
— Интересно, как в подобных условиях солдаты заработали репутацию распутников? — спросила я.
На походной койке я чувствовала себя как на голой земле. С той лишь разницей, что здесь не так сыро.
— Они развлекаются, выйдя из палаток, — пробормотал в ответ Антоний. — Как ты думаешь, откуда пошли слова «лагерные шлюхи»?
