Александр Дюма - Ожерелье королевы
Ровно в два часа Бемер был на месте; его ввели в будуар ее величества.
– Что там у вас еще, Бемер? – начала королева, едва завидев его на пороге. – Снова хотите потолковать со мною о драгоценностях? Знаете ли, не везет вам со мной!
Бемер решил, что в покоях есть посторонние и королева боится, что их разговор будет подслушан. Поэтому он с понимающим видом огляделся по сторонам и отвечал:
– Да, ваше величество.
– Что такое? – удивилась королева. – Вы хотите сказать мне что-нибудь по секрету?
Он смолчал, в глубине души возмущаясь таким притворством.
– Знаю я ваши секреты: хотите продать мне какую-нибудь драгоценность, – продолжала королева, – какую-нибудь несравненную вещицу? Ах, да не пугайтесь, здесь никого нет, и никто нас не слышит.
– Тогда… – пробормотал Бемер.
– Ну, ну?
– Тогда я могу сказать вашему величеству…
– Да говорите же, дорогой Бемер!
Ювелир с любезной улыбкой подошел ближе.
– Я могу сказать вашему величеству, что вчера королева изволила забыть о нас, – произнес он, обнажая пожелтевшие зубы в почтительной улыбке.
– Забыть? Что вы имеете в виду? – удивленно переспросила королева.
– Вчера… миновал срок…
– Срок? Какой срок?
– О, простите, ваше величество, что я позволяю себе… понимаю, это нескромно. Быть может, королева не подготовилась… Это было бы огромным несчастьем, но в конце концов…
– Послушайте, Бемер! – воскликнула королева. Я никак не возьму в толк, о чем вы говорите. Объясните все как следует, мой дорогой.
– Ваше величество, вы, видно, все забыли. Оно и понятно: у вас столько забот.
– Ну вот, опять! О чем я забыла?
– Вчера исполнился срок первой выплаты за ожерелье, – робко пояснил ювелир.
– Так, значит, вы продали ожерелье? – осведомилась королева.
– Да, разумеется, – отвечал ювелир, изумленно глядя на нее, – мне сдается, что продал.
– И покупатели не уплатили вам, мой бедный Бемер? Очень жаль. Им следовало поступить так, как поступила я: если они не в состоянии были купить ожерелье, надо было вернуть его вам, оставив задаток в вашу пользу.
– Как вы сказали? – пролепетал ювелир, у которого подкашивались ноги, словно у неосторожного путника, сраженного солнечным ударом. – Я не совсем понял, что ваше величество изволит говорить.
– Я говорю, мой бедный Бемер, что если десять покупателей вернут вам ожерелье на тех же условиях, что я, оставив вам отступного двести тысяч ливров, вы получите два миллиона и ожерелье останется при вас.
– Ваше величество, – обливаясь потом, вскричал Бемер, – вы утверждаете, что вернули мне ожерелье?
– Да, разумеется, – безмятежно отвечала королева. – Что вас удивляет?
– Как! – продолжал ювелир. – Вы отрицаете, ваше величество, что купили у меня ожерелье?
– Вот новости! Что за комедию вы здесь разыгрываете? – сурово возразила королева. – Можно подумать, что это проклятое ожерелье сводит с ума всех, кто к нему прикасается.
– Но мне показалось… – настаивал ювелир, дрожа всем телом, – мне показалось, будто вы, ваше величество, изволили сейчас сказать, что вы вернули мне, что вы, ваше величество, вернули мне ожерелье.
Королева, скрестив руки, в упор посмотрела на Бемера.
– К счастью, – сказала она, – у меня есть средство освежить вашу память, потому что вы, господин Бемер, весьма забывчивы, чтоб не сказать больше.
Она подошла к секретеру, достала лист бумаги, развернула его, пробежала глазами и медленно протянула несчастному Бемеру.
– Полагаю, здесь все сказано достаточно ясно, – заметила она и села, чтобы получше видеть лицо ювелира, пока он будет читать.
В его чертах сперва запечатлелось полнейшее недоверие, сменившееся затем безграничным страхом.
– Ну, – произнесла королева, – вы признаете эту расписку, по всем правилам подтверждающую, что ожерелье вами получено? Быть может, вы забыли, что вас зовут Бемер?
– Ваше величество! – возопил Бемер, задыхаясь от ярости и ужаса. – Эта расписка подписана не мной!
Королева отпрянула, пронзив Бемера испепеляющим взглядом.
– Вы отрицаете? – спросила она.
– Решительно отрицаю! Ручаюсь своей жизнью, своей свободой: я не получал ожерелья и никогда не подписывал этой расписки. И на плахе, при палаче, я все равно повторю: нет, ваше величество, это не моя расписка.
– Это значит, сударь, – слегка побледнев, возразила королева, – что я вас обокрала. По-вашему, ожерелье у меня?
Бемер порылся в бумажнике и извлек письмо, которое в свой черед протянул королеве…
– Не думаю, ваше величество, – произнес он почтительно, хотя волнение душило его, – не думаю, что если бы вы, ваше величество, вернули мне ожерелье, вы прислали бы мне вот это письмо, в котором признаете свой долг.
– Что это за бумажка? – воскликнула королева. – Я никогда этого не писала! Разве это мой почерк?
– Там ваша подпись, – пробормотал уничтоженный Бемер.
– Мария Антуанетта Французская… Вы с ума сошли! При чем тут Французская! Да ведь я эрцгерцогиня Австрийская, да будет вам известно! Смешно даже предположить, будто я написала такое! Полноте, господин Бемер, ваша западня слишком грубо сработана. Убирайтесь и скажите это тем, кто изготавливает для вас такие фальшивки.
– Фальшивки… – заплетающимся языком повторил ювелир, близкий к обмороку. – Ваше величество подозревает меня в мошенничестве, меня, Бемера?
– Вы же подозреваете меня, Марию Антуанетту! – надменно парировала Мария Антуанетта.
– Но у меня письмо, – еще пытался он настаивать, указывая на листок, который она все еще держала в руке.
– А у меня расписка, – возразила королева, кивнув на второй листок, который был у него в руках.
Бемеру пришлось опереться на кресло: пол уходил у него из-под ног. Он ловил губами воздух, и мертвенная бледность в его лице мало-помалу сменялась багровым апоплексическим румянцем.
– Верните мне мою расписку, – продолжала королева, – я считаю ее подлинной, и заберите ваше письмо, подписанное Антуанеттой Французской; любой стряпчий объяснит вам, чего оно стоит.
Она швырнула ему в лицо одну из бумаг, выхватила у него вторую, повернулась спиной и ушла в соседнюю комнату, оставив в одиночестве несчастного, который, ничего не понимая, вопреки всем правилам этикета рухнул в кресло.
Через несколько минут он все же пришел в себя настолько, что очертя голову ринулся из королевских покоев и вернулся к Босанжу; он рассказал компаньону все, что произошло, причем тот выслушал Бемера с изрядным недоверием.
Однако Бемер несколько раз совершенно внятно повторил свой рассказ, и тут Босанж принялся рвать волосы у себя на парике, а Бемер принялся рвать свои собственные, так что прохожим, заглядывавшим к ним в карету, предстало самое прискорбное и в то же время уморительное зрелище на свете.
