Клод Фаррер - Барышня Дакс
Капли дождя шуршали в елях. Но густые ветви были подобны навесу. Дождь не мочил их.
Немного дрожащий голос барышни Дакс спросил:
– Кому писала эти письма барышня де Леспинасс?
Фужер поднял голову и расправил плечи:
– Кому? Праведное небо! Чему же вас учат в ваших пансионах?
– Фужер! – оборвала его госпожа Терриан.
– Черт возьми! Вы не находите возмутительным, что барышня на выданье не знает, кто такая Леспинасс? К счастью, я здесь и могу просветить ее. Итак, невинное мое дитятко, внемлите: Леспинасс – Жюли для мужчин – родилась не помню где и от кого, в самую лучшую пору осьмнадцатого столетия. Рождение ее, обильно оплаканное ее матерью и ее отцом, которые оба состояли в браке, но только не друг с другом, на всю жизнь легло на нее особенным проклятием. Приютившая ее сначала слепая и сварливая старая дева вскоре возненавидела ее, и с полным к тому «снованием: Жюли была очень красива, грациозна и чувствительна, – добродетели, которых ее благодетельница была совершенно лишена. Изгнанная, подобно монахине двадцатого века, она обосновалась у одного из своих друзей, некоего д'Аламбера, д'Аламбер – философ, математик и скромник – давно уже любил ее, хотя никогда не говорил ей об этом. Они стали любовниками.
– Фужер!
– Сударыня, от всей души хотел бы для вашего удовольствия, чтоб это было не так! Но истина вынуждает меня говорить правду. Кроме того, вам не о чем жалеть: история была бы менее интересна, не стань они, как я только что сказал, любовниками и если бы бедная Жюли, снисходившая порой к собственному сердцу, не снизошла один раз в жизни к благородному сердцу своего друга.
Барышня Дакс подняла брови:
– Почему же они не поженились?
– Это их дело, нас это не касается.
– Так, значит, она писала эти письма д'Аламберу?
– Конечно, нет! Имейте терпение. Ей незачем было писать д'Аламберу: она видела его каждый божий день, и так до самой смерти. Но однажды, весенним вечером, неосторожный д'Аламбер познакомил ее с маркизом де Мора; а этот маркиз де Мора был, бесспорно, самым соблазнительным вельможей во всей Испании. Они стали любовниками.
– Фужер, послушайте!
– Любовниками, сударыня. Леспинасс и Мора конечно, а не Мора и д'Аламбер. О! Я не говорю глупостей. И я даже могу поручиться мадемуазель Алисе, хоть и рискую очень удивить ее этим, что любовь господина де Мора и мадемуазель де Леспинасс была не только извинительной, но была действительно прекрасна, оттого что оба они любили горячо, искренне, пылко, преданно, были готовы на любую жертву, как немногие из законных супругов.
– Et te absolvo a peccatis tuis,[15] —провозгласила госпожа Терриан. – Не забудьте, голубчик Бертран, что вовсе не к Мора относились записочки де Леспинасс, перепечатанные в вашей книжке.
– Это правда! Совсем из головы вон! Вот куда заводит слишком большое увлечение! Значит, придется добавить еще третью главу к этому историческому роману. Однажды весенним вечером Жюли де Леспинасс повстречала маркиза де Мора и сразу воспылала страстью. Однажды осенним вечером она повстречала графа де Гибера и снова воспылала страстью. Не сердитесь на нее за это, мадемуазель Алиса; существуют женщины – вы узнаете это впоследствии, – сердца которых господь Бог не озаботился снабдить громоотводом. Они достойны не осуждения, а сожаления, потому что несколько громовых ударов не проходят безнаказанно. Бедная Жюли на собственном опыте имела несчастье убедиться в этом. Раздираемая двумя противоположными страстями, равно властными и могучими, снедаемая страхом, угрызениями совести, отчаянием, она провела всю свою жизнь в слезах и страданиях, и страдала так, что в конце концов умерла.
– Все это, – заключила госпожа Терриан, – произошло оттого, что, как вы сами сказали, они сделались любовниками. Если б они отказались от этой формальности, мадемуазель де Леспинасс вместо троих любовников имела бы троих друзей. Она спокойно могла бы любить всех троих, и все обошлось бы благополучно.
– Да, старый друг мой, если не принимать в расчет, что это было невозможно: человеческую нежность с достаточной полнотой выражает только один жест – открыть и закрыть объятия.
С еловых ветвей, отяжелевших от дождя, начали падать капли. Барышне Дакс, сидевшей опустив голову, капала за воротник целая струя воды, но она даже не вздрогнула.
– Вот и готово, дождь идет вовсю, – сказал Фужер. – Давайте спасаться, а то берегитесь потопа.
Они побежали.
IX
На высоко лежащей Замковой луговине барышня Дакс и госпожа Терриан сидели рядом.
Начинался сентябрь. Барышня Дакс грустно поглядывала на запад, по направлению к Лиону.
– Через две недели, – прошептала она, – я прошусь с вами.
Госпожа Терриан по-матерински обняла своего маленького друга:
– И вам действительно это будет горько, малютка? Да, вы кажетесь такой одинокой, как только мы расстаемся… Так, значит, вам очень грустно – там, у вас?
Барышня Дакс кивнула головой:
– Невесело.
Помолчав немного, она закончила свою мысль:
– Никто друг друга не любит.
Случайно барышня Дакс и госпожа Терриан были одни. Жильбер Терриан удержал Кармен де Ретц подле органа. На Фужера нашло нелюдимое настроение, и он один ушел на рассвете с книгой под мышкой.
– Сударыня, – спросила внезапно Алиса Дакс, – отчего вы разошлись с вашим мужем?
Госпожа Терриан, казалось, не нашла вопрос необычным.
– Оттого что он не любил меня, и я тоже не любила его.
– Ах вот как, – прошептала Алиса.
Как странно – она ждала именно такого ответа. И она продолжала испытующе разглядывать молодое лицо своего друга – молодое, несмотря на ореол седых волос.
– Мне кажется, – госпожа Терриан скорее думала вслух, чем говорила, – мне кажется, что моя история заинтересует вас. И я не думаю, чтоб она была дурным примером для вступающих в жизнь. В былое время старухи учили молодых девушек. Малютка моя, меня выдали замуж, когда мне было шестнадцать лет, но я была наивна, как если бы мне было не больше семи; все мои несчастья от этого и произошли. У моего отца были деловые сношения с господином Террианом – оба они были купцами в Марселе. Они подписали мой брачный контракт между двумя сделками по покупке масла или мыла. Мой отец не был дурным человеком Он посоветовался со мною: вероятно, он не пошел бы против моего желания. Но у меня не было желания: чтоб желать, нужно знать! А я, как поется в песне, не знала даже, для чего существует муж! И я согласилась. Мой жених присылал мне ежедневно белые розы и целовал по темным углам мои руки. Я была очень счастлива. Так продолжалось до самого свадебного вечера. На следующий день я чувствовала отвращение, возмущение, разбитость…
