Барбара Вуд - Свитки Магдалины
– Наверно, мой почерк не очень разборчив. – Он услышал собственный голос.
– Мне все понятно.
– Жаль, что я не умею печатать. Я так и не научился этому. Не представляю, в каком виде я отправлю Уезерби все это.
– Доктор Мессер, я охотно все напечатаю. Откровенно говоря, этим вы окажете мне честь.
Он заметил, как ее глубокие карие глаза засветились гордостью, они глядели открыто и искренне. Бен улыбнулся ей. Сейчас Джуди Голден действовала на него успокаивающе. Бен сам удивился тому, что откровенно разговаривает с ней о свитках.
– Только представьте эти годы, – сказала она, – от тридцать четвертого до семидесятого года нашей эры! Какой отрезок истории! Вообразите, что он может поведать в последующих свитках! – Она взглянула на небрежный почерк Бена. Однако интересно…
– Что?
– Интересно, откуда ему стало известно, что он умрет. Он ведь вроде как не сидел в тюрьме. Может, он болел. А вам не кажется… – Она посмотрела на него. – А что, если он собирался покончить с собой?
Бен закрыл глаза. Ах, Давид. Неужели ты совершил столь тяжкое преступление?
– Вот занятное место. Интересно, что он имел в виду. Бен открыл глаза. Она показывала рукой на страницу.
– «Хранитель врат Иерусалима…»
– И вот здесь. «Ты увидишь лицо своего отца». Доктор Мессер, как вы думаете, Давид не ждал прихода Мессии?
– Это возможно. – Бен сощурился и уставился на собственные каракули.
– А не мог ли он быть…
– Только не произносите это.
– Почему?
– Потому что это банально.
– Что тут банального, если Давид мог оказаться христианином?
– Такая вероятность астрономически мала. Вы же сами знаете, что в первом веке возникало множество религий и странных сект. Иисус в то время был не единственным, за кем шли фанатичные приверженцы. Если ему сегодня поклоняются миллионы, это не означает, что так было в то далекое время.
– Однако Давид был евреем и жил в Иерусалиме.
– В этом городе жили сотни тысяч людей, к тому же там в то время действовало не менее сотни популярных сект. Думаю, что такая вероятность крайне мала. Это все равно, что пытаться найти рехавита,[17] ессея или зелота. Именно таким, скорее всего, и был Давид.
Джуди едва заметно повела плечами. Она продолжала читать.
– Вот и совпадение. Он – член племени Бенджаменов.
– И что?
Джуди подняла голову:
– Разве вы сами не принадлежите к этому племени?
– Думаю, моя семья так и не узнала, к какому племени она принадлежит. Похоже, имя Бенджамен носил один мой дядя, в честь которого меня и назвали.
Какое-то время оба сидели не говоря ни слова и пили кофе. Тут Джуди взглянула на часы и наконец сказала:
– Доктор Мессер, мне пора идти.
Оба встали и виновато посмотрели друг на друга, хотя никто из них не знал причину этого. Бен смотрел на Джуди и думал, что провел вместе с ней приятный час, показал ей нечто личное, поделился с ней тем, чем не мог бы поделиться больше ни с кем. Подумав об этом, он почувствовал себя неловко.
Пока оба шли к выходу, она сказала:
– Дайте знать, когда я смогу напечатать ваш перевод.
– Я буду иметь в виду.
Когда он открыл дверь, она остановилась, посмотрела на него и едва заметно улыбнулась.
– Вы скажете, когда получите очередной свиток из Израиля?
– Разумеется. В ту же минуту, как получу его.
На этом они расстались. Бен закрыл за ней дверь и прислушивался, как в коридоре удаляется шум ее шагов.
Совсем не думая, что он станет делать дальше, Бен тут же решил зайти к Энджи и провести у нее ночь. Все равно сегодня больше делать нечего, да и квартира сейчас показалась какой-то холодной и пустой. Оставив немного еды для Поппеи, которая спряталась, когда пришла гостья, Бен обошел квартиру и всюду выключил свет.
Оказавшись у стола, он взглянул на него и заметил, что Джуди забыла александрийскую рукопись.
Он уже разогревал двигатель своей машины в подземном гараже, когда перед ним вдруг возник сосед, холостой музыкант, живший рядом. Тот помахал руками, затем подошел к окошку со стороны сиденья водителя.
– Привет, старик, – сказал сосед, облокотившись о машину Бена. – Как поживаешь?
– Неплохо. Тебя совсем не видно в последнее время.
– Я уезжал. Вернулся только сегодня утром. Послушай, я уже выходил из дома, как заметил тебя. И решил поймать мгновение, пока это возможно. – Он порылся в кармане куртки и вытащил небольшой листок желтой бумаги. – Сегодня вечером я нашел это в своем почтовом ящике. Почтальон ошибся. Эта штука адресована тебе.
– Вот как. – Бен взял бумагу и взглянул на нее.
– Я подумал, что это важно, – сказал сосед. – Наверно, сегодня днем почтальон принес заказное письмо, а тебя не было дома. На этой бумажке записано, что ты можешь забрать его на почте между девятью и пятью часами.
– Точно. Большое спасибо.
– Не за что. – Музыкант оторвался от машины, небрежно махнул рукой и удалился.
Бен уставился на обратный адрес, указанный на желтой бумажке.
Иерусалим.
5
Первое занятие прошло неплохо. На нем делали упражнение по криптографии.
Бен всегда получал удовольствие, расшифровывая сложные иероглифы, клинопись, и вспомнил: языки археологии всегда были его любимым предметом. Однако урок, который начался в два часа, прошел уже не так хорошо. Поскольку ему между двумя занятиями пришлось выполнять другие дела, а он боялся опоздать или пренебречь своими обязанностями профессора, ведь и так пришлось пропустить несколько уроков, Бен не успел зайти на почту за заказным пакетом. Занятие по древнееврейскому языку и ивриту продолжалось два часа, а часто затягивалось еще дольше, Бен все время следил за тем, чтобы уложиться в отведенные рамки времени.
Темой сегодняшнего занятия был язык ашкенази. Видно, все, как назло, особенно интересовались ей и старались затянуть дискуссию.
Присутствие Джуди еще больше обеспокоило Бена. Хотя та почти не смотрела на него и не говорила, он заволновался. Бен сам не знал причину своего беспокойства.
Она склонилась над бумагой и быстро конспектировала, длинные волосы закрыли лицо. Даже после вчерашнего разговора, когда оба делились мнениями о Давиде бен Ионе, она не выходила у него из головы. Он не мог забыть ее и не мог объяснить, почему так происходит.
– Доктор Мессер, вам не кажется, что возрождение иврита сыграло свою роль в упадке идиш?
Он взглянул на того, кто задал этот вопрос. Но не успел Бен ответить, как другой студент опередил его:
– Вы исходите из того, что идиш переживает упадок. Кстати, я так не думаю.
Оба студента молчали, а Бен снова погрузился в раздумья. Да, присутствие Джуди Голден почему-то действовало на него. Она прочитала слова Давида, ей было известно о свитках Магдалины. Она знала о Давиде не меньше Бена. Возможно, как раз в этом и кроется загвоздка: Джуди уже не была посторонним человеком. Она стала физическим напоминанием, возможно, даже персонификацией переживаний Бена, связанных с переводом свитков. Сейчас он смотрел на нее и воспоминания сразу нахлынули на него: ужасное преступление, совершенное Давидом, мучительная потребность исповедаться, жизненная философия отца, воплощенная в первом псалме, проклятие Моисея и тот невыносимый и бесспорный факт, что сын Давида так и не обнаружил этих свитков.
