Елена Сантьяго - Унесенные ветрами надежд
В холле отец отвел ее в сторону.
– Ты счастлива, Лиззи?
– Да, конечно, – утвердительно произнесла она.
– Это чудесно.
Виконт остановился. Казалось, он хотел сказать еще что-то, но его перебили. Группка гостей со смехом приблизилась к ним и заключила их в свой круг.
Последовавшее за этим празднество в банкетном зале господского дома сопровождалось беспрерывным шумом дождя. Час за часом он стучал в окна, словно монотонное сопровождение скрипок и флейт, звучавших на этом празднике. Музыканты играли в течение всего праздничного обеда, однако из уважения к умершим в прошлом году никто не танцевал. Музыка звучала только для того, чтобы немного развлечь гостей. Последние получили полное удовольствие, потому что виконт приказал подавать на столы все, что было приготовлено в кухне. Гостям сервировали супы и паштеты, рыбу из моря и окружающих прудов, устриц, дичь, птицу, свинину и говядину, колбасу, разные запеканки, сытные сладкие пудинги, пирожные – и все это в многочисленных вариантах. Гости с большим воодушевлением вкушали предложенное им угощение. Из многочисленных блюд праздничного обеда Элизабет попросила положить себе на тарелку лишь несколько кусочков – ей было не до еды. Позже она вряд ли могла бы сказать, что и в какой последовательности вносили слуги на подносах и досках для нарезки жаркого. Она помнила только миндальный крем, несколько ложек которого съела. Зато пила Элизабет больше, чем ей могло бы пойти на пользу. Шерри, вино, ликер – ей было все равно, и всегда, когда слуга обходил гостей с графином, чтобы доливать напитки, она с готовностью подставляла свой бокал.
Роберт раз за разом выпивал вместе с ней. Его радость действовала заразительно, и он, словно магнитом, притягивал к себе благосклонные взгляды гостей. Он оживленно болтал с присутствующими, блистая остроумием, а его шутливые замечания вызывали дружный смех. Его отец, казалось, тоже был в наилучшем настроении, хотя Элизабет пришла к выводу, что Гарольд Данмор не воспринимает реплики своего сына как очень забавные. Время от времени Элизабет чувствовала на себе его взгляд, и тогда старалась придать своему лицу благовоспитанное выражение, что ей, разогретой вином, удавалось не очень-то легко.
Общество за столом состояло из нескольких давних друзей виконта, некоторых соседей, старост окрестных сел, священника, а также кузины виконта вместе с ее семьей – в общей сложности приглашенных гостей было около двух дюжин.
Ко времени отхода ко сну женщины собрались отвести Элизабет в покои невесты, в то время как Роберта сопровождало большинство присутствовавших здесь господ. Возгласы и смех наполняли ночной, освещенный свечами зал и заглушали музыку.
Элизабет, от алкоголя чувствовавшая себя, как в тумане, и уже не совсем уверенно стоявшая на ногах, была заключена в кружок хихикающих женщин, возглавляемых Фелисити. Весело перемигиваясь, они затолкнули ее в спальню, где все было подготовлено к первой брачной ночи. В камине полыхал огонь, на сковородке, стоявшей на углях, горели пахучие травы, а кровать была убрана самым тщательным образом. Ароматные белоснежные простыни, пуховые подушки, полог над кроватью из камчатной ткани – тут виконт предоставил полную свободу действий Фелисити, зная о ее склонности к роскошным украшениям. В конце концов, это была первая брачная ночь его единственного оставшегося в живых ребенка и, кроме того, последняя удобная постель на долгое время. Фелисити и остальные дамы окружили ее, чтобы помочь раздеться, в то время как в коридоре перед дверью ожидали мужчины, отпуская пошлые шуточки.
Наконец ее раздели до рубашки. Женщины причесали ей волосы, шепча свои советы на ухо и щипая ее за щеки, прежде чем удалиться и предоставить поле боя жениху. Роберт зашел в комнату тоже в одной рубашке. Он вежливо вытеснил из комнаты смеющихся гостей и захлопнул дверь у них перед носом. Несколько неприличных шуток и смех донеслись из коридора, а затем гости удалились и молодожены остались одни.
Роберт убедился в том, что задвижка на двери надежно закрыта, и, улыбнувшись, повернулся к Элизабет.
– Я радовался этому целый день, – признался он слегка заплетающимся языком, поскольку, как и она, слишком часто заглядывал в свой бокал. – Нет, уже на протяжении нескольких недель! Я не мог думать ни о чем другом, ты знаешь это? – Сделав несколько шагов, он приблизился к ней и притянул к себе. Его объятия были нежными и одновременно настойчивыми. Его волосы и тело были свежевымытыми, и от него приятно пахло.
– Ты рада, что ты теперь моя жена?
Элизабет молча кивнула – а что ей еще оставалось делать? И, помедлив, неуверенно ответила на его объятия.
– Ты такая красивая!
Он поцеловал ее в висок, затем в щеку, а его руки в это время нежно гладили ее по спине. В конце концов его губы нашли ее рот, и с этого момента поцелуй Роберта сразу же стал требовательным. Элизабет ожидала, что ее сейчас охватит такая же безумная страсть, которую она почувствовала, когда ее целовал Дункан – черт бы забрал к себе его черную душу! – однако ничего подобного не произошло. От Роберта сильно разило алкоголем, и, кроме того, он с такой настойчивостью приник к ее губам, что ей просто не хватало воздуха. И все же она не осталась безучастной, ибо почувствовала робкое, но ощутимое возбуждение, которое постепенно усиливалось под ласкавшими ее руками. Сама она не делала ничего, кроме того, что обнимала его, в то время как его руки скользили по ее телу. Она не боялась предстоящей близости, ее скорее переполняло любопытство, смешанное с ожиданием, – как это будет с ним? Она лихорадочно жаждала испытать такие же ощущения, как накануне с Дунканом.
Когда он перестал целовать ее, она почувствовала облегчение. Затем он затащил ее в кровать и вжал в простыни, одной рукой задрав свою рубашку, а второй – ее, и так до тех пор, пока ее голое тело не открылось его взгляду. У нее даже не осталось времени, чтобы почувствовать стыд. Застонав, Роберт лег рядом. Ей казалось, что вся комната вращается вокруг нее, она потеряла всякую ориентацию и не могла понять, отчего это происходит – то ли из-за слишком большого количества выпитого вина, то ли из-за его языка, которым он касался ее груди, крепко присосавшись к одной из них, в то время как его рука проникла к ней между ног. Элизабет застонала и напряглась, ей тоже очень хотелось схватиться за него, однако она не решалась, потому что он мог, наверное, посчитать ее бесстыдницей. Но затем Роберт взял ее руку, провел ею по своему телу и настойчиво прижал ее пальцы к своему упругому молоту, так что тот, горячий и твердый, очутился у нее в ладони. Она испуганно отдернула руку, однако затем все же робко сжала его, ощущая его толщину и твердость. Видеть она ничего не могла, потому что задранная ночная рубашка и плечи Роберта перекрывали ей поле зрения. Когда он залез на нее и раздвинул ей ноги, она на миг окаменела и ей больше всего захотелось оттолкнуть его.
