Мередит Дьюран - Любовь без обмана
Он прошел вперед. Его ладонь ощутила толстый слой воска. Его палец попал на поверхность Индийского океана. Эта старинная растушевка говорила о прежних временах, когда британцы ничего не знали о Трансваале или Белуджистане, Суэце или Верхней Бирме. Когда он в последний раз смотрел на этот глобус, он тоже ничего о них не знал. Жарко, влажно, река, желтая от ила, течет очень медленно; он не перестает удивляться, как остался жив во время той последней экспедиции. Награда за голову британца позволила бы местным жителям купить еды на десять дней.
Фин постучал пальцем по океану и поднял взгляд. На незанятой части стола на большом листе писчей бумаги валялась ручка. Он взял ее. Восточное перо Брандауэра. Естественно. "Стальное перо, Фин, — в этом истинный секрет черчения. Никак не связано с твоей рукой".
Когда Фин положил перо на место, его охватило странное чувство. Все выглядело так, будто Шелдрейк только что оставил чертеж и вот-вот вернется.
Фин вздохнул и отошел от стола, к горлу подступил комок. Во времена его отца ностальгию считали болезнью. Полагали, будто человек тронулся умом, стремясь к тому, что не осуществимо, и начал фантазировать. Он мог видеть логику в этом. Эта библиотека ощущалась как болезнь. Запахи краски, бумаги, политуры и чернил заполнили его грудь и обратились в камень. Более здоровые, чем аромат свежеиспеченного хлеба там, в холле, они вызывали чувство надежности, мира, знания, всего, что он когда-то считал само собой разумеющимся.
— Мы пока еще ничего не продавали. Мама не вынесла бы этого.
Лора вошла очень тихо. Возможно, она хотела застать его врасплох, но Фин почувствовал движение воздуха, когда она распахнула дверь.
— Он хотел, чтобы у вас была какая-нибудь из его вещей, — сказала Лора. — Может, глобус? Возьмите что понравится. Он так часто говорил о вас, Фин. Он был уверен, что вы совершаете великие дела для нашей страны. — Она почти неслышно ходила по ковру. Бледные крепкие пальцы заставили глобус завертеться. У Фина закружилась голова. — Конечно, мы знали, что вы не можете писать нам об этом. А в таких делах секретность необходима. Но появлялась новая карта полуострова Индостан, он так радовался. Сравнивал ее с прежними вариантами, указывал на изменения, которые, как он был уверен, были вами сделаны. Он так гордился вами.
Ее слова были словно яд. Атмосфера в комнате сгустилась, не давала дышать. Хотелось распахнуть окна.
Может, пару раз Шелдрейк и был прав. Он внес свой вклад в несколько карт. Но ему не позволяли долго оставаться с Индийским топографическим корпусом. Два года ему дали на то, чтобы бродить по горам в составе Королевских инженерных войск. Потом Ридленд нашел для него другое применение.
Глобус продолжал вращаться, Фин указательным пальцем остановил его. Шелдрейк советовал ему изучать его внимательно. Шелдрейк полагал, что есть правильные ответы, которые только и ждут, когда их найдут те, кто ищет внимательно; что у стран правильные очертания; что границы значат больше, чем просто нарисованные чернилами линии, которые легко смыть кровью. Шелдрейк объяснял ему, что ошибки — ошибки по сути, а не просто потому, что кто-то решил, будто будет правильнее считать определенные факты ошибочными.
Лора права. Ее отец умер во сне. Он, возможно, понял, что Земля всего лишь материя, которая вращается. Друг детства мог бы научить Шелдрейка другому. Ридленд знал, что важнее уметь создавать топографическую карту души. С первого взгляда Ридленд определил характер Фина и обнаружил линию вины, отделяющую его натуру от его идеалистических намерений. "У вас есть талант", — сказал он. Эти четыре слова расширили линию вины, так что теперь, десять лет спустя, когда Фин встретился в этой комнате со своим собственным призраком, он не узнал его, посмотрев на него через пропасть, разделяющую их, только ощутил холод, от которого у него волосы встали дыбом.
Сердце у него сильно забилось. Капля пота упала на глобус, и он понял, что упала она с его виска.
Это случилось снова.
Что подумает Лора? Она, должно быть, заметила, как вспыхнуло его лицо, но не отважилась ничего сказать.
"Сосредоточься на глобусе. Это пройдет".
— Выпьем чаю?
Ему показалось, будто Лора произнесла это напряженно, даже агрессивно.
"Неужели ты даже не можешь чаю выпить?" Ему нужно уйти отсюда. Он знал, что ждет его, еще минута, и начнется настоящий приступ. Его охватила паника. Это произошло неожиданно, так бывало всегда после возвращения в Англию. Сердце у Фина готово было выскочить из груди. Он не мог встретиться с миссис Шелдрейк в таком состоянии.
— Извините, — с трудом произнес он, слыша свой голос как бы с далекого расстояния. Доктор не смог найти медицинского объяснения подобным явлениям, он просто смотрел на Фина. "Я ведь не лунатик, да?" Фин улыбался, задавая этот вопрос, но доктору понадобилось много времени, чтобы ответить на него отрицательно.
— У меня срочные дела в городе.
Лора посмотрела на него. В глазах ее он прочел боль. А ведь когда-то он полагал, что любит ее. В то время Лора, если ей надо было выплакаться, просто утыкалась лицом в его рукав.
"Я вам не пара", — хотелось ему сказать. Но она могла поинтересоваться, кто ему пара, и он не нашелся бы что ответить.
Когда они шли к парадной двери, к его удивлению, Лора остановилась и улыбка тронула ее губы.
— Я понимаю, — сказала она. — Это очень трудно, правда? Но я так рада, что вы вернулись, Фин.
Ему хотелось сказать ей, что он не вернулся. Но она снова протянула ему руку, рефлексы подвели Фина, и его пальцы оказались в ее руке прежде, чем он осознал это. Фин порывисто выдохнул и понял, что по крайней мере в этом состоянии ему хочется, чтобы его вели; и как бы то ни было, он был рад, что не обидел Лору.
Фин отпустил домой кучера и грума с экипажем и поехал поездом. Сначала мысли у него были мрачные и путаные, так же мало понятные ему, как и неправильная работа его тела. Постепенно, однако, они успокоились. Лора все еще не замужем. Почему? Она милая, искренняя, серьезная, у нее есть идеалы. Она не потерпела бы беспорядка в доме, она наверняка вела бы хозяйство как полагается, и все в доме вели бы себя должным образом.
Мысль о прикосновении к Лоре заставляла его чувствовать себя почти больным. Он подумал о том, как она вела его по холлу: величественная осанка, изящный изгиб шеи, чистая кожа, нежный румянец.
Он смотрел в окно и размышлял над изгнанием злых духов, над древними ритуалами, очищающими душу. Ему мерещились кольчуги крестоносцев, монастырские кельи, в которых каятся католики. Лондон быстро надвигался, растягиваясь, как щель в земле, свободный, темный и грязный; город не волнуют возможности получить отпущение грехов.
