Кэтлин Харингтон - Обещай мне
Посеребренные луной своенравные завитки волос создавали вокруг ее головы мерцающий ореол, однако на том и заканчивалось сходство со святой. Она дышала часто и неровно, округлости грудей над глубоким вырезом платья судорожно вздымались, словно ей не хватало воздуха. Корту не нужно было напрягать воображение, чтобы представить совершенство их формы, он до сих пор не забыл, какова на ощупь их гладкая матовая кожа.
Дьявол! Он знал на вкус все ее тело, вплоть до самых секретных уголков!
Когда-то он обожал эту женщину, сходил с ума от страсти к ней. Она и сейчас казалась желанной. Почему же он так отвратителен ей? Конечно, ему всегда было далеко до утонченной красоты Сэнди! Лицо Корта непроизвольно исказилось, когда он вспомнил его греческий профиль, золотые волосы, изящную фигуру. Небеса наделили Сэнди глазами, что два громадных изумруда, и самой обаятельной улыбкой, которую только можно себе представить. Какая женщина устоит перед таким романтическим красавцем?
Филиппа между тем все не решалась шагнуть по направлению к дому. Все в ней трепетало при мысли о том, в какую форму может вылиться его ярость. Она боялась Корта отчаянно. О чем он думал сейчас?
А Корт думал, что охотно сжал бы это трепещущее белое горло. Он сжимал бы его до тех пор, пока Филиппа, не сказала бы правду. Что толкнуло ее на измену? Ему доводилось слышать предположения на этот счет. Например, что он совершенно запугал ее своим вспыльчивым нравом. Но те, кто говорил так, не знали правды.
Он старался быть ласковым, нежным, мягким, сдерживал себя даже тогда, когда занимался с ней любовью…или сдерживал недостаточно? Он был слишком пылким любовником, слишком неистовым, чтобы постоянно контролировать себя. Но разве он не старался? Разве не стремился окружить эту женщину любовью? Возможно, он хотел от нее слишком многого. Значит, их разрыв произошел из-за его ненасытности? Проклятие! Он вел себя слишком откровенно, не скрывал страсть, как то, без сомнения, делал Сэнди. Вот кто был способен уговорить праведника последовать в ад вместо рая. Филиппа должна ответить па вопросы, которыми Корт изводил себя год за годом.
Уорбек вдруг тяжело оперся на трость и склонился над ней. Он был почти страшен сейчас, в полумраке, пронизанном лунным сиянием, и глаза его, даже при свете дня странно светлые на смуглом лице, казались осколками льда. С трудом сдерживаемая ярость застыла на лице. Филиппа чуть не зажмурилась от страха… но вдруг все изменилось. На лице Уорбека появилась холодная насмешка, он отступил на шаг и сделал пренебрежительный жест рукой, словно отпускал горничную.
Филиппа бросилась прочь. Добежав до дома, она не решилась появиться перед друзьями, понимая, что лицо выдаст ее, а прошла в библиотеку. Она была не только испугана, но и потрясена до глубины души. Уорбек всегда был вспыльчив и скор на насмешку, но никогда откровенно злобен.
Усевшись в кожаном кресле, Филиппа принялась разглядывать позолоченные корешки старинных томов, стоявших в книжном шкафу. Но буквы расплывались перед глазами. Не хватало еще вернуться к гостям с красными глазами! Нет, этот злобный демон Уорбек не доведет ее до слез. Ни за что!
Дверь в библиотеку открылась почти бесшумно, но Филиппа подпрыгнула, как от резкого звука. Слава Богу, зашуршали юбки! Филиппа украдкой отерла глаза и выпрямилась в кресле;
– Ax вот ты где, дитя мое! – раздался голос леди Августы. – Ты исчезла так неожиданно и надолго, что я уж было забеспокоилась, не решила ли ты совсем покинуть нас сегодня.
Если леди Августа и заметила подозрительный блеск глаз Филиппы, то из деликатности ничего не сказала.
– Дело в том, что… что я хотела немного побыть в одиночестве. – Филиппа всхлипнула и смутилась окончательно. – Все как будто были заняты, и я надеялась, что мой уход останется незамеченным. Я… я не могу и минуты побыть одна с самого дня приезда.
– Это мне вполне понятно, – милостиво согласилась леди Августа, опускаясь на диван, – зато непонятно другое. Неужели кто-то посмел обидеть тебя в этом гостеприимном доме?
Не умея лгать, Филиппа начала крутить в руках веер, то открывая его, то захлопывая.
– Нет, что вы, – наконец ответила она. Она дала себе страшную клятву не проронить ни слезинки – и тотчас сразу две скатилось по щекам. Леди Августа отбросила светские условности и протянула Филиппе свой носовой платок.
– Вот, возьми, – сказала она, позволив капельке сочувствия прозвучать в голосе. – Нетрудно предположить, кто твой обидчик. Мой невозможный внук, конечно. Он только и знает, что бросаться на людей, шалун эдакий. Вот уж наградил Господь языком, настоящей бритвой! Как говорится, подвернись возможность – в два счета обреет самого лохматого пирата. Ума не приложу, что заставляет Кортни превращать каждый разговор в поединок. Он никогда не отличался деликатностью, но за последние несколько лет перешел все границы. Не позволяй ему задеть тебя за живое, и он даром потратит цветы своего красноречия.
– Я постараюсь, мадам, – пролепетала Филиппа, прижимая платок к глазам.
– Когда-то ты называла меня бабушкой, – заметила леди Августа. – Мы, старухи, не любим менять привычек. Сделай одолжение, продолжай обращаться ко мне, как прежде.
– С удовольствием, бабушка, – согласилась Филиппа с бледной улыбкой.
– Позволь мне быть с тобой откровенной. – Леди Августа окинула ее задумчивым взглядом. – Чтобы появиться здесь сегодня, тебе потребовалось немало мужества, но это только первый шаг. Испытания впереди. Впрочем, я верю в тебя. Ты не дашь светской черни запугать себя пересудами и косыми взглядами и когда-нибудь сама посмеешься над ними.
– Вот бы мне хоть половину вашей уверенности, – вздохнула Филиппа. – Знаете, ведь я покидала Италию с твердым намерением не выезжать за пределы Сэндхерст-Холла.
– Что ж, поезжай в Кент, дорогая моя. В провинции легче заново привыкнуть к здешним нравам и обычаям. Кентские помещики – люди простые, они примут тебя в свой круг, а Рокингемы помогут тебе. Да и на меня ты тоже можешь рассчитывать.
– Но я не собиралась появляться в обществе…
– Жизнь затворницы? В твои годы? Какая нелепость!
Живое участие, выказанное вдовствующей герцогиней, глубоко тронуло Филиппу, но она не могла понять, почему эта женщина хочет помочь той, которая предала и покинула ее любимого внука? Филиппу охватило раскаяние. Ей было стыдно. Она убежала из Англии, не думая ни о ком, а теперь люди, пострадавшие от скандала, одной из виновниц которого была она, защищают ее.
– Бабушка, я ведь отщепенка, – сказала она без негодования или протеста. – Ни на земле, ни в небесах нет такой силы, которая могла бы это изменить. Ни в один приличный дом меня никогда не пригласят, а уж о раутах в Сент-Джеймском дворце смешно даже говорить. Но я не стану попусту оплакивать то, чего лишилась. Ведь я до своего первого замужества и не принадлежала к избранному кругу.
