Ферн Майклз - Валентина
Поколебавшись, Паксон отстранил от себя девушку.
– Валентина, я спросил, а ты мне не ответила. Он заботливо подвел ее к выступавшему из земли камню и сел рядом.
– Расскажи мне, почему ты плачешь. Может, я смогу тебе чем-либо помочь?
Паксон был потрясен впечатлением, произведенным на него поцелуем. Необходимо было что-то сказать, все равно что, лишь бы отогнать от себя наваждение. Ни одна женщина так не волновала его прежде.
Гладкая черная кошка, не отходившая от Паксона, уткнулась мордой в руку Валентины. Девушка осторожно почесала ей за ухом. Пантера сразу же успокоилась и улеглась у ног беседовавших.
– Ну так расскажи мне, почему ты плачешь. Ты должна рассказать мне! Все всегда кажется более простым, когда поговоришь с кем-то. Так наставлял Аллах, – с улыбкой добавил султан.
Валентина, однако, не делала попыток заговорить.
– Все из-за твоей королевы? – спросил Паксон.
Валентина кивнула.
– Она сердится, потому что я перестал приходить к ней? Лишившись моего внимания, Беренгария заставляет тебя страдать? Я угадал? Поэтому слезы застилают тебе сейчас глаза?
Девушка снова кивнула.
– Понятно… – задумчиво протянул юноша. – Я надеялся, что ошибаюсь. Значит… если я не приду к ней сегодня вечером, это обернется против тебя?
Потеряв над собой власть, Валентина выпалила:
– Я ненавижу прикосновения ее рук, этих мягких розовых ладошек! От них по коже идет озноб. Лучше умереть! – всхлипнула она.
Паксон прижал ее темноволосую головку к своей груди и устремил взгляд к далеким холмам.
– Можешь сказать своей королеве, что я нанесу ей визит сегодня вечером. Осуши слезы свои и выброси все это из головы. Я поговорю с Беренгарией, и, поверь моему слову, больше она не дотронется до тебя. Клянусь пророком Мухаммедом! Посмотри на меня, Валентина! – произнес он, глубоко заглянув ей в глаза. – Поверь мне!
«Если бы я мог, то с радостью утонул бы в этих сапфировых озерах», – безрассудно подумал Паксон. Усилием воли отбросив мысль, он помог Валентине подняться.
– Пойдем, я отвезу тебя во дворец. Небезопасно девушке прогуливаться за городскими стенами без сопровождающих. Не беспокойся, что меня увидят христиане. Как участник переговоров, я имею право находиться в городе.
Твердые мускулы на руках султана напряглись, когда он усаживал Валентину на своего вороного коня. Пантера держалась рядом, поглядывая желтыми глазами на девушку.
Валентина склонила голову на грудь своего защитника и прикрыла усталые глаза. Ресницы легли, словно темные шелковистые опахала, на щеки, белые, как слоновая кость.
Незнакомое чувство шевельнулось в душе Паксона, когда он посмотрел сверху вниз на прекрасное лицо девушки. Это не было сладострастным желанием и не было… нет, не могло быть любовью. Пантера заворчала и мотнула головой.
– Вот как, кошка! Ты тоже чувствуешь это? – тихо спросил Паксон.
* * *Королева находилась в башне в комнате Тарсы. Она пришла, чтобы поговорить о Валентине. Беренгария из осторожности не раскрывала истинной причины своего раздражения. Весьма неразумно было бы признаться в том, что она неверна Ричарду, сколь близкими не стали бы ее отношения со смуглой кипрской принцессой.
Тарса сидела на низком стуле, бездумно перебирая струны лютни. Время от времени она издавала сочувственные возгласы, в то время как Беренгария сердито мерила шагами комнату, жалуясь на поведение Валентины. Кипрская принцесса была достаточно умна, чтобы не вмешиваться и не вставлять свои уничижительные замечания в презрительные речи королевы. При всей ненависти Тарсы к Валентине, благородное воспитание не позволяло смуглой принцессе высказывать мнение, пока Беренгария не даст понять, что отнесется благосклонно, если собеседница возжелает выразить и свое негодование по поводу поведения придворной дамы.
– Пора преподать Валентине урок! – пылко воскликнула Беренгария, гневный румянец казался ярче из-за бледно-сиреневого тона скромного платья с высоким воротником. – Несмотря на нашу давнюю дружбу, ее следует наказать! Валентина перешла все границы дозволенного! – решительно заявила королева.
– Как же, Ваше Величество, намерены вы наказать ее? – как бы между прочим спросила Тарса, хотя принцессу не отпускало внутреннее напряжение.
И тогда Беренгария произнесла слова, которых так ждала Тарса:
– Ее надо высечь! Я сама стану наблюдать за исполнением наказания. Десять ударов плетью на закате солнца! И ты, милочка, тоже будешь присутствовать при этом, – пухлая рука королевы, унизанная кольцами, заласкала кудрявую головку Тарсы.
Улыбаясь, Беренгария легкой походкой приблизилась к высокому окну и глянула вниз на дорогу, проходившую вдоль стен дворца. Паксон! А кто это с ним? Неужели… Валентина? Королева заслонила от солнца глаза, чтобы получше разглядеть происходящее внизу.
Сердце бешено забилось у нее в груди, когда красавец-сарацин наклонился, чтобы поцеловать придворную даму, а та в ответ вскинула голову и улыбнулась. То была прелестная улыбка! Даже издали Беренгария могла видеть, сколь красит улыбка лицо Валентины. А Паксон! Он тоже улыбнулся! Нежно, мягко!.. Такой улыбкой султан Джакарда никогда не удостаивал ее, королеву!
Вдруг юноша обнял придворную даму и… поцеловал долгим и страстным поцелуем.
– Пятнадцать ударов плетью! – крикнула Беренгария Тарсе.
Она неотрывно смотрела, как Паксон спешивается и снимает Валентину с седла.
Сарацин опустил руку девушке на плечо и склонился, приблизив губы к ее лицу. Он произнес нечто такое на прощание, что заставило Валентину улыбнуться.
– Двадцать ударов плетью! – крикнула Беренгария голосом, полным злобы.
Тон королевы заставил Тарсу поднять глаза, отведя взор от лютни. Ничего не зная о развернувшейся у стен дворца сцене, она была потрясена внезапной ненавистью, отразившейся на лице Беренгарии. Если раньше кипрская принцесса опасалась, что королева впустую грозит наказанием Валентине, то теперь уже не сомневалась в серьезности угрозы.
У стен дворца Паксон поднялся в седло и теперь, наклонившись, разговаривал с Валентиной. Они не могли знать, что мстительный взгляд Беренгарии устремлен на них.
– Скажи королеве, я ее не разочарую, и, Валентина, утри же наконец глаза от слез! Это непременно тебе следует сделать, прежде чем отправиться к Беренгарии. Помни, что я сказал: тебе никогда не придется покоряться ее мягким ручкам! Вот видишь, – непринужденно рассмеялся Паксон, – и у нас, мусульман, есть сердца! Совсем, как у христиан. Только, – снова усмехнулся юноша, – наши сердца бьются так, как и должны биться: наверное, несколько быстрее, чем у вас.
