Лоретта Чейз - Последний негодник
Из кармана Мадам Нахалка извлекла смятый клочок бумаги. И помахала им перед Виром.
Очень неловко Вир взял его, разгладил и прочел.
Крупным округлым ученическим почерком записка извещала Креншоу, что у него имеется двухмесячный сын, который в настоящий момент находится с матерью Мэри Баттлз в Брайдуэлле.
– Девочка содержится в Пересылочной зале, – добавила мегера. – Я видела младенца. Джемми разительно похож на отца.
Вир вернул записку.
– Полагаю, вы объявили это Креншоу в присутствии его друзей.
– Я отдала ему записку, – поведала она. – Он ее прочел, скомкал и выбросил. Три дня я пыталась застать его. Но каждый раз, когда я справлялась о нем в его жилище, слуга заявлял, что мистера Креншоу нет дома. Мэри отошлют обратно, видимо, в работный дом в ее приходе через несколько дней. Если он не поможет ей, ребенок там умрет, а Мэри, наверно, скончается от горя.
Дракониха отвернула свой взгляд ледяной синевы к окну.
– Она призналась мне, что дитя – это все, что у нее есть. И вот его отец собирается в «Крокфордз», чтобы проиграть деньги в карты и кости, когда его сын слабеет и умирает, и до младенца никому нет дела, кроме матери, которая сама еще ребенок. Замечательные же у вас друзья, Эйнсвуд.
Хотя Вир и считал, что непорядочно для мужчины, достигшего возраста почти тридцати лет, соблазнять невежественных молоденьких селянок, хотя он посчитал непростительным отношение своего закадычного дружка к этой жалкой записке, он не собирался признавать это перед Мисс Самовольный Страж Публичной Морали.
– Позвольте кое-что вам объяснить, – произнес он. – Если вы хотите чего-то добиться от мужчины, выколачивая ему мозги с помощью фонарного столба, у вас ничего не выйдет.
Она отвлеклась от созерцания окна и смерила его взглядом.
А он в который раз изумился, что за злобная сила породила это потрясающе прекрасное чудовище.
Вы решили бы, что темнота кареты притупит потрясающее впечатление от ее необыкновенного лица. Но полумрак только придал ощущение близости, сделав невозможным для него бесстрастное созерцание ее облика. Он видел ее в своих снах, но сны – вещь безопасная. Здесь же безопасностью и не пахло. Ему нужно было лишь протянуть руку, чтобы коснуться безупречной, как шелк, щеки. И преодолеть малюсенькое расстояние, чтобы приблизить свой рот к ее губам, сочным, нежным и пухлым.
Не будь этот порыв коснуться и попробовать на вкус столь диким, он бы сдался, как обычно поступал, ощутив внезапное желание. Но он прежде уже чувствовал сию властную тягу на Винегар-Ярде и не собирается больше выставлять себя дураком.
– Все, что вам требуется, это улыбка, – продолжил Вир разговор. – Похлопайте ресницами, выставите ему на обозрение свою грудь, и Креншоу даст вам все, что вы запросите.
Долгое время она таращилась на него, не мигая. Потом из скрытого в тяжелых складках юбок кармана выудила маленькую книжицу и огрызок карандаша.
– Лучше мне это записать, – произнесла она. – Не хочу потерять сей бесценный образчик мудрости.
Дракониха изобразила тщательную церемонию по открыванию потертой книжицы и облизыванию кончика карандаша. Затем склонила голову и записала.
– Улыбка, – произнесла она вслух. – Хлопанье ресницами. Что там еще за предмет?
– Предметы, – поправил он, наклонившись ближе, чтобы прочесть то, что она записала. – Во множественном числе. Ваши груди. Суньте их ему под нос.
Эти предметы были прямо под ним на расстоянии нескольких дюймов от его зудящих от желания прикоснуться пальцев.
Она записывала его наставления со смехотворной видимостью сосредоточенного внимания: суженые глаза, кончик розового языка прикушен зубами.
– Будет более действенно, если вы оденете что-нибудь с низким вырезом, – добавил он. – Иначе любой парень может заинтересоваться, а не прячете ли вы какие-то недостатки.
Ему было любопытно, подозревала ли она о жестоком соблазне, который представляла собой эта длинная вереница пуговок, или как мужской покрой ее платья только заставлял мужчину осознавать острее женственность форм, так сурово упакованных в эти одежды. Вир удивлялся, какая злая ведьма-колдунья сварганила ее запах, дьявольскую смесь дыма и лилий, и еще чего-то, чему он не мог подобрать названия.
Герцог ниже наклонил голову.
Она взглянула на него, изобразив самую маленькую из имевшихся на свете улыбок.
– Я вот что вам скажу, – произнесла дракониха. – Почему бы вам не взять карандаш и тетрадь и не набросать кратко все свои фантазии своей собственной любезнейшей дланью. Тогда у меня останется подарок на память об этом очаровательном происшествии. То есть все лучше, чем дышать мне в шею, стоя над душой. (breathe down somebody neck – игра слов, дословно «дышать в шею», но означает «стоять над душой» – Прим.пер.)
Очень медленно, так, чтобы не стало заметно его замешательство, Вир отстранился.
– Вы ко всему прочему нуждаетесь в уроке анатомии, – заметил он. – Я дышал вам в ухо. Если вы хотите, чтобы я дышал вам в шею, не следовало надевать такой высокий воротник.
– Где я хочу, чтобы вы дышали, – парировала она, – так это на Мадагаскаре.
– Если я вам так надоел, – произнес он, – почему вы меня не стукнете?
Мегера закрыла книжицу.
– Сейчас до меня дошло, – заявила она. – Вы устроили эту суматоху на Сент-Джеймс-стрит, потому что я кого-то еще ударила, а вы хотите, чтобы я била исключительно вас.
Его сердце, стучавшее вдвое чаще обычного, забилось с утроенной силой. Не обратив на это внимания, Вир послал ей жалостливый взгляд:
– Ах, вы бедняжка. Все это бумагомарательство вызвало у вас воспаление мозга.
К его громадному облегчению, экипаж остановился.
Все еще выражая взглядом жалость, Вир открыл дверь и очень бережно помог ей выйти.
– Пойдите, вздремните немного, мисс Гренвилл, – участливо посоветовал он. – Дайте отдых вашим беспокойным мозгам. А если к утру не оправитесь, то непременно пошлите за врачом.
И прежде чем она нашлась с ответом, он легонько подтолкнул ее к двери.
Тут же скомандовал вознице «в «Крокфордз», и быстро заскочил обратно в экипаж. Когда он закрывал дверцу, то увидел, как драконша обернулась. Она ослепила его самоуверенной улыбкой, повернулась и медленно, покачивая бедрами, удалилась в сторону входа в довольно-таки мрачный на вид дом.
Лидия обладала настоящим талантом перевоплощения, позволявшим ей легко проникнуться другой личностью и ее манерами. По словам Сти и Эффи подобными свойствами обладал ее отец. Он не состоялся, как трагический актер, по-видимому, из-за того, что слава театральная требовала немалого труда наравне с искусством подражания, а весь его тяжкий труд составляли пьянство, азартные игры и распутство.
