Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"
Том ещё на первом курсе осознал, что ему был дарован его собственный Контраст, и он воспринял это спокойно, как следствие того, что он был Особенным. Это был знак, не так ли?
Постепенно Том начал смиряться с перспективой появления мистера Гермионы Грейнджер, присутствие которого он мог бы терпеть каждый день.
Его бы не звали мистер Гермиона Грейнджер, разумеется. Это было глупым именем, концептуальным условным названием, у которого теперь не было причин для существования.
Она должна быть Гермионой Риддл.
Теперь ему лишь оставалось убедить её, что она этого тоже хотела.
Комментарий к Глава 30. Последствия иллюстрация автора:
https://i.imgur.com/m0TuWY3.jpg
(от автора)
Узрите, золотой медалист по умственной гимнастике: Том Марволо Риддл.
— «В.Б.» — «венерические болезни» или ЗППП, поскольку в то время было невежливо использовать слово «секс». До появления пенициллина и современных антибиотиков эти заболевания были широко распространены и опасны для общественного здоровья, в результате чего правительства во время войны проводили кампании позора для повышения осведомленности. Пропагандистские плакаты той эпохи для иллюстрации: https://www.atlasobscura.com/articles/venereal-disease-posters-sti-world-war-ii-sex-shame
Именно из-за такого воспитания, я думаю, Том будет считать большинство окружающих его людей грязными и неполноценными, что усиливает его дистанцию от них, а также его презрение к людям. По этой причине я не могу представить Тома ходячим плейбоем, не в той степени, в какой его изображают в фанфиках.
— В этом фике я пишу Тома атеистом, выросшим в период, когда люди в культурном отношении являются христианами, и произнесение молитв в школе, перед едой и перед сном — норма. Сам Том не делает этого, но был вынужден это делать, когда был моложе, поэтому он знаком с христианскими идеями и обычаями. Частично его мотивацией изучать их были дискуссии со взрослыми, которые пытались заставить его пойти в церковь.
Следует сказать, что если вы хотите, чтобы в ваших фанфиках были здоровые христианские ценности, вы не найдете их в историях о малыше Волдеморте
====== Глава 31. Назначение ======
Комментарий к Глава 31. Назначение Предупреждение о содержании:
Подразумеваемое изнасилование и сексуальное насилие, лёгкое графическое насилие. (прим. автора)
1943
Том знал, что превосходил людей вокруг с самого раннего возраста.
Это было чем-то, что было в такой же мере частью его личности, как быть Особенным, или волшебным, или британцем. Он не думал об этом часто, но он считал Британию и английский язык превосходящими любые другие на земном шаре. Он уважал могущество, производившее империи, а какая современная империя могла потягаться с Британской?
(Он давал понять, что уважение к Британской империи и её империалистскому гегемону отличалось от уважения к монарху или институту Короны. В любом случае, существовала лишь одна коронованная голова, которую Том мог бы уважать… Была небольшая заминка с обретением вышеупомянутой короны, но это совершенно отдельный вопрос. И нет, та бумажная корона, которую он спрятал между страниц своего дневника в качестве закладки, не считалась.)
Он превосходил всех, но впервые в его жизни его врождённое превосходство было открыто подтверждено людьми, которые признавали себя стоящими на уровне ниже его или, как сказала бы его бабушка, его меньшими — группой людей, которые не могли ничего сделать с тем, какие они есть, и к ним лучше всего относиться с нежной, хотя и направляющей, властью. (Мэри Риддл называла это «нравственное руководство», что было обязанностью высших классов. Гермиона бы назвала это откровенным и категоричным патернализмом, Том называл это тем, чем оно было, — «непрошеным вмешательством».) Это отличалось от того, как его соседи по спальне относились к нему в Хогвартсе: там его превосходство возникло благодаря тому, что он зарекомендовал себя как более могущественный, более способный и опытный, чем они. Они подчинялись ему, потому что он их этому научил: он заработал это у них и с них.
Уважение, добытое от одноклассников из Слизерина или читателей его статей, — это было не тем же самым, что почтение, которое ему оказывали — которое ему полагалось — за статус его имени и крови, что он вкусил, когда прибыл в Усадьбу Риддлов. Первое было взращенным. Второе было ожидаемым.
Здесь Том был Риддлом, а это что-то да значило в деревне Хэнглтон.
Здесь, в отличие от Хогвартса, люди приподнимали свои кепки и опускали головы в его присутствии. Они называли его «сэр», и их старшинство не умаляло того, что они считали Тома вышестоящим. Если он шёл вниз по лестнице, пока горничная с корзиной постиранных наволочек поднималась наверх, она отходила в сторону, давая ему пройти, и ему не нужно было говорить ни слова — и она не ожидала, что он произнесёт обязательную комбинацию из «простите» и «спасибо», которая доводила его до психоза во время каждой поездки на лондонской подземке.
Это было странным и практически опьяняющим опытом. Это было чем-то, к чему человек мог привыкнуть, и, когда он это сделает, найти это приятным. А когда он в этом освоится, ему будет трудно отпустить это, даже подумать о том, чтобы обойтись без этого: достоинство Человека отныне будет иметь приоритет над комфортом Человека.
Для этого существовало слово: «привилегия».
Привилегией было ехать на заднем сидении «Роллс-Ройса» Томаса Риддла с Гермионой, пока Фрэнк Брайс запрягал повозку, чтобы отвезти миссис Уиллроу и горничных вниз по холму в деревенскую церковь, потому что бензин нельзя было тратить на прислугу. Привилегией было сидеть на мягкой скамейке, придержанной для его семьи, с его фамилией, вырезанной с завитушками на спинке.
Рождественская утренняя служба деревенского пастора Литтл-Хэнглтона была такой же скучной, как и в лондонских часовнях. Том, который много лет назад приучил себя к скучным лекциям о вещах, которые не считал ни полезными, ни интересными, быстро обратил своё выражение лица в серьёзное внимание. Подле него Гермиона слушала с таким же вниманием, хотя это не мешало ей подталкивать его кончиком локтя, если она ловила его на фырканье, когда пастор говорил что-то особенно забавное.
— Никогда не следует бояться того, кто может убить тело, но не может убить душу, — зачитывал пастор с пюпитра.
Пока что проповедь затрагивала сложности прошедших лет, но давала людям надежду, что Британия восторжествует в текущей войне. Прошла минута молчания в память многих местных мальчиков, которых призвали в армию, которые оставили свои семьи — и некоторые из них были навсегда обездолены. Одним из них, как понял Том по шмыганью горничных, сидящих на скамье за Риддлами, был камердинер его отца.
— Скорее следует опасаться того, кто имеет власть уничтожить и тело, и душу…
Прошло семь лет с тех пор, как Том в последний раз сидел на церковной проповеди, и, придя сегодня, он убедился, что ничего не пропустил за это время. По правде говоря, он вспомнил, почему он вообще ненавидел ходить в церковь: старушки.
Когда он жил в приюте Вула, воспитательницы загоняли детей в церковь раз в неделю не только для того, чтобы преподобный Риверс начистил их грязные души до блеска, но и за тем, чтобы торговать сиротами перед сборищем потенциальных семей, которым мог бы понравиться один из них. Вот чем была церковь: клиентской базой, содержащей множество добрых самаритян, христианских семей, которые верили в добродетели благотворительности и доброй воли. Но был ограничивающий фактор для совершения продажи: родоначальницы этих семей, которые хотели убедиться в качестве детей, выбирая и ощупывая их так же, как их тщедушные, артритные пальцы хватали баклажаны и брюкву на рынке.
На этот раз Тома не выставляли напоказ и не ощупывали, как бакалейные товары — будто его бабушка позволила бы старушкам попробовать, хотя некоторые из них смотрели на него так, как будто думали об этом.
Его бабушка наклонилась в его сторону, представляя ему миссис Суиндон, миссис Перрин-Эндрюс, миссис Хаттен и миссис Брантуэйт — леди местного значения, и он мог понять, кто они, по их изящным перчаткам с кружевной отделкой, меховым палантинам и глянцевым молитвенникам.