Элизабет Чедвик - Лорды Белого замка
– Все не так просто, сынок, – усмехнулся Фульк. – Я могу укреплять Уиттингтон, только предварительно получив разрешение от короля. Если я буду строить в камне без его соизволения, он имеет право отправить шерифа с приказом немедленно все разрушить. Да еще вдобавок на меня наложат огромный штраф, а мы и так уже в долгах перед короной.
– Почему же король не дает тебе разрешение? – Юноша поднял осколок камня и швырнул его в траву.
– Потому что я один из мятежников, пошедших против его отца. Потому что мне это простили, но не забыли. Только представь: молодой Генрих и его советники позволят мне укреплять свои замки, а потом вдруг выяснится, что я использую их не для сдерживания валлийцев, а замышляю новый заговор.
– Вряд ли они так считают, – возразил молодой человек. – Граф Ранульф будет рад, если ты начнешь строить в камне. Сомневаешься? Тогда взгляни на меня: я его оруженосец и крестный сын. Он желает тебе только добра.
– Граф Ранульф, безусловно, человек влиятельный. Однако его слово, к сожалению, не закон. Он ведь не управляет страной в одиночку, есть еще и другие, более осторожные.
– И все равно мне кажется неразумным, что тебе запрещают укреплять Уиттингтон. А если вдруг Лливелин нападет? Что тогда?
Фульк печально рассмеялся:
– Тогда Уиттингтон сгорит.
И, отвернувшись от места, где полным ходом шло строительство, Фульк не спеша направился обратно в башню. «Да, вновь завоевывать доверие не так-то просто», – размышлял он. Фицуорин на собственной шкуре убедился, что это процесс долгий. Настолько долгий и мучительный, что иной раз Фульк буквально впадал в отчаяние.
За шесть лет, прошедших после смерти Иоанна, страна медленно вернулась к нормальной жизни – так светлеет пруд после брошенного в него камня. Фульк вспоминал, как он преклонил колено у ног девятилетнего сына Иоанна, принося оммаж. Ребенок был очень милый, бледный и худой, весь в мать. Маленький Генрих давал ответы четко, высоким, как колокольчик, почти женским голосом. Темно-синие глаза и правильные черты узкого изящного личика он тоже унаследовал от Изабеллы. В новом короле, благодарение Богу, не было ничего от Иоанна: ни во внешности, ни в манере поведения. Если бы он вздумал сразиться с кем-нибудь из своих подданных в шахматы, то наверняка бы безукоризненно соблюдал при этом правила игры. В то время трудно было сказать, каким станет этот мальчик, когда вырастет. Точно так же Фульку тогда еще только предстояло увидеть, какими вырастут его собственные сыновья.
– А я бы отстроил Уиттингтон, и пусть все летит к черту! – заявил его наследник.
Фульк скривил в усмешке губы:
– Да, раньше я тоже так рассуждал. Должно быть, старею.
Мод следила за серебряной иглой Клариссы, ловко скользившей по фламандскому льну. Даже не верится, что человеческая рука способна создать столь тонкий и причудливый узор. Какая красота! Правда, и сама ткань, и нитки были очень дорогими, но поскольку этому полотну предстояло стать покровом алтаря в домовой церкви, когда освятят новое аббатство, Фульк на расходы не скупился.
Мод и Кларисса сидели рядышком на траве в саду в Олбербери.
– Не понимаю, почему ты прогнала Гамелина Фицуильяма, – недовольно сказала Мод.
Накануне Кларисса отвергла предложение руки и сердца, поступившее от внебрачного сына Уильяма Солсбери. Да, молодому человеку всего восемнадцать, маловато против Клариссиных двадцати пяти, но удачные браки заключаются и при большей разнице в возрасте. Гамелин был другом юного Фулькина: очень приятный молодой человек, симпатичный и весьма рассудительный для своих лет.
– Ты отвергаешь любую партию, которую мы предлагаем.
– Мне и так хорошо.
Мод почувствовала сильное раздражение. Эти слова были произнесены спокойно, а лицо девушки оставалось безмятежным и благостным. Говорить с Клариссой совершенно бесполезно: это все равно что пытаться переубедить монахиню. Одни и те же слова: каждый раз словно литания. Чуть заметный мягкий изгиб губ. Мод так и хотелось стряхнуть с лица воспитанницы эту невозмутимость и посмотреть, что за ней прячется.
– Живи ты в другой семье – у моего отца, например, – тебя бы уже давно силой отволокли к алтарю, – зловеще произнесла Мод.
– Знаю. И я безмерно благодарна вам за то, что не принуждаете меня.
– Мне кажется, ты просто боишься, – резко сказала Мод. – Тебе тут с нами так хорошо и уютно, что не хочется улетать и вить свое гнездышко.
Мод надеялась, что состоявшаяся на прошлой неделе свадьба Ионетты с Генри Пембриджем настроит Клариссу на иной лад и сделает девушку более сговорчивой, но, как видно, она ошиблась.
Кларисса аккуратно воткнула иголку в ткань и встала, прижав ладони к пояснице.
– Возможно, вы правы, – тихо проговорила она, – но не понимаю, почему это вас сердит. Пока я остаюсь незамужней, милорд может распоряжаться моими доходами.
Мод стиснула зубы. Спорить с Клариссой было так же бесполезно, как бить кулаками в подушку.
– Я не сержусь, а тревожусь за тебя.
– Не стоит. – Девушка нагнулась и выдернула из земли пучок сорняков. – Мне действительно очень хорошо с вами… Поэтому поводов для беспокойства нет. Разве что вы хотите от меня избавиться…
– Не говори глупостей! – возмутилась Мод. – Мы вырастили тебя, как родную дочь, и нежно любим.
Она на мгновение встретилась взглядом с внимательными серо-золотистыми глазами Клариссы и слегка смутилась. Ум у Клариссы был острым как игла, и в глубине ее слов таилась истина. Самообладание воспитанницы порой возмущало Мод. Кто бы мог подумать, что вечно умиротворенный вид и неизменно благожелательное расположение могут действовать на нервы не меньше, чем капризы и истерики. К тому же Мод чувствовала, что, став взрослой, приемная дочь далеко не всегда соглашается с ней, хотя вслух своего неодобрения и не высказывает.
Вот и сейчас Кларисса ничего не сказала в ответ, а лишь еще чуть-чуть прошлась вдоль клумбы: где вытаскивая сорняк, где срывая засохший цветок. Вечно она предпочитает помалкивать. Переспорить Клариссу невозможно, поскольку она вообще никогда не ввязывается в споры. Такая покладистость свидетельствует либо о редкой тупости, либо о немыслимом, просто нечеловеческом владении собой. Кажется, уколи Клариссу – и вместо крови польется чистый мед. Мод не могла понять воспитанницу, и это ее тяготило.
Солнечный свет, падавший на раму для вышивания, перекрыла тень. Подняв взгляд, Мод увидела перепуганную молоденькую служанку.
– Неста, что случилось?
Девушка присела в книксене, дрожащими руками придерживая складки платья.
– Милорд послал меня за вами, миледи. Валлийцы устроили набег на Хилфрич… подожгли дома. Там, во дворе, несколько человек из деревни. Кое-кто тяжело ранен. – Она нервно сглотнула.
