Эльза Вернер - Эгоист
– Наша беседа свелась к очень нерадостной теме, – отрывисто произнес он. – Но я никогда не поверил бы, что робкое, тихое дитя, едва поднимавшее глаза и открывавшее уста в течение целой недели пребывания в моем доме, может так страстно вспыхнуть, когда дело коснется защиты чужих интересов. Почему вы никогда не показали себя с этой стороны?
– Я не осмеливалась… я так боялась…
Фрида не сказала ничего больше, но ее взор, с робкой доверчивостью направленный на Зандова, досказал то, о чем умалчивали уста. И этот взор был понят.
– Кого вы боялись? Уж не меня ли? – спросил Зандов.
– Да, – с глубоким вздохом ответила девушка. – Я очень… очень боялась вас… до настоящей минуты.
– Вы не должны больше бояться! – В голосе Зандова зазвучала непривычная, уже долгие годы совершенно чуждая ему нотка; в нем чувствовались нарождающаяся теплота и мягкость. – Я, видимо, казался вам очень строгим и холодным – таков я, пожалуй, и есть в деловых отношениях, но с молоденькой гостьей, ищущей в моем доме покровительства и приюта, я таким не буду. Не отстраняйтесь от меня впредь столь боязливо, как до сих пор! Вы можете свободно подходить ко мне.
Он протянул девушке руку, но Фрида медлила принять ее. На ее лице бледность сменялась румянцем, и казалось, что какое-то бурное, с трудом сдерживаемое чувство готово вот-вот вырваться наружу. В этот момент с террасы донесся голос Джесси, обеспокоенной долгим отсутствием Фриды. Девушка встрепенулась.
– Меня зовет мисс Клиффорд, мне нужно пойти к ней. Благодарю вас, мистер Зандов, я… я больше не стану бояться вас! – Она быстро, прежде чем он мог воспрепятствовать, прижала губы к его все еще протянутой руке и скрылась среди кустарников.
ГЛАВА VIII
Зандов с изумлением и смущением смотрел Фриде вслед. Странная девушка! Что может означать эта внезапная смена страха доверчивостью, странная вспышка после столь долгой замкнутости? Ее поведение оставалось для него загадкой, но Фрида своей неосторожной фразой и полной противоречий сущностью добилась того, что не удалось бы самому продуманному расчету – вызвать и поддержать интерес в этом обычно столь равнодушном человеке. У него было полное основание сердиться на эту «фантастичную девичью головку с экстравагантными идеями», однако рядом с раздражением нет-нет да и давало себя знать то странное чувство, которое овладело им еще ранее, когда он впервые поглядел в темные детские глаза, – чувство, которое он сам не мог определить: было ли оно мучительным или приятным. Зандов забыл – быть может, впервые в жизни, – что его ждут кабинет и рабочий стол с важными письмами. Он медленно опустился на скамью и стал смотреть на беспокойно волнующийся океан.
Он назвал это волнение «до смерти однообразным». В нем, наряду со многим другим, уже давно умерла способность ощущать красоту природы, но слова Фриды почти бессознательно удерживались в его памяти. Да, действительно, по ту сторону океана – этой водной громады, находилась его родина! Зандов уже долгие-долгие годы не думал о ней. Да и что значила для него родина! Ведь он давно стал чужим ей и всеми корнями своего существования держался теперь за новую страну, которой был обязан отныне всем. Прошлое находилось от него так же далеко, как невидимый родимый берег там, за туманом.
Теперь он, полный собственного достоинства, богатый делец, чье имя известно во всех крупнейших центрах мира, привыкший иметь дело с сотнями тысяч, с состраданием и презрением глядел с высоты своего величия на то прошлое, на узко ограниченную жизнь мелкого служащего в маленьком немецком провинциальном городишке. Как незначителен и ничтожен был тогда круг его интересов, с каким трудом ему приходилось перебиваться на свое маленькое жалованье, пока после долгого ожидания добился наконец места, которое позволило ему устроить свой, хотя и до крайности скромный, домашний уголок! А все-таки, каким солнечным и счастливым было это бедное существование, какой любовью освещалось оно! Молодая красивая жена, цветущий здоровый ребенок, светлое, радостное настоящее, полное грез и надежд будущее – ничего большего и не требовалось, чтобы сделать счастливым его, тогда еще жизнерадостного человека.
И вдруг это короткое счастье закончилось так страшно!..
В родной город вернулся друг юности Зандова, выросший вместе с ним, разделявший его детские игры, а затем и годы учебы в университете. Он был состоятельным и независимым человеком, ему не приходилось, как Зандову, мучиться заботами о более или менее сносном устройстве своей жизни. Тот встретил друга с распростертыми объятиями и ввел в свою только что созданную семью. С этого момента началась одна из семейных трагедий, которые часто в течение долгих лет разыгрываются тайком, пока их внезапно не обнаружит какая-либо катастрофа. Обманутый муж не имел понятия о том, что сердце его жены уже не принадлежит ему, что его дом опутала своими цепями измена. Любовь, непоколебимое, как скала, доверие делали Зандова слепым, когда же наконец у него открылись глаза, оказалось уже поздно: его счастье было разрушено, честь поругана. Доведенный отчаянием почти до безумия, Зандов лишился самообладания и набросился на похитителя своего счастья.
Судьба хотя бы в одном пощадила его – он не сделался убийцей; его друг-приятель, сильно пострадавший от нападения, постепенно поправился, однако Зандов заплатил за ту свою вспышку долголетним заключением в тюрьме. Конечно, за ним было право, но буква закона осудила его, и это осуждение погубило все его благополучие. Он немедленно потерял свое прежнее положение, со служебной карьерой было покончено. Женщина, некогда называвшаяся его женой, получила развод и отдала свою руку человеку, ради которого изменила мужу, и носила теперь его имя. А то единственное, что осталось у несчастного Зандова, то, что закон присудил ему, – его родное дитя, он сам оттолкнул от себя. Он научился сомневаться во всем, видеть ложь во всем, что до тех пор считал правдивым и чистым; он уже не верил и в свои отцовские права, отказавшись признать своим то существо, которое еще недавно составляло счастье его жизни. Он оставил ребенка матери, даже не взглянув на него.
О возвращении в родной город при подобных обстоятельствах, конечно, не могло быть и речи. Зандову оставалась только Америка, это прибежище многих неудачников, людей с поломанной судьбой. Разойдясь с самим собой и со всем миром, без средств, с позорным пятном человека, отбывшего в тюрьме наказание, он прибыл в Новый Свет. И это стало поворотным моментом в его жизни. Именно здесь Зандов со ступеней глубочайшего бедствия поднялся по лестнице преуспевания до блестящего положения и богатства.
