Лилия Подгайская - Буря на острове
После завершения праздника Морис уединился с Эльгитой у ярко горевшего очага. Девушка знала, что ей предстоит трудный разговор, однако взяла себя в руки и откровенно рассказала человеку, с которым собиралась связать жизнь, всю свою горькую историю. Опустив глаза, она тихим, но твёрдым голосом обрисовала ему весь ужас своей жизни в последний год.
– Я не взяла грех на душу и ничего не скрыла от тебя, Морис, – сказала в завершение, подняв на него измученные глаза, – и я пойму, если ты после всего услышанного откажешься жениться на мне. Я…
Но Морис не дал ей договорить, взял в руки её ладони и поднёс к губам. Нежно поцеловав одну, а потом и другую ладошку, он улыбнулся девушке ободряющей улыбкой и вынес своё решение:
– Мы никогда больше не будем говорить об этом, Эльгита. Что было, то прошло. Тебе досталось от жизни, и моя задача теперь помочь тебе забыть весь этот ужас. Я постараюсь. И обещаю тебе никогда не быть грубым с тобой и никогда не принуждать тебя к близости, если ты сама этого не захочешь. Знаю, мне будет трудно. Но тебе было во много раз трудней. Главное, доверься мне. И мы вместе справимся с этим.
– Спасибо тебе, Морис, – прошептала растроганная Эльгита, едва сдерживая слёзы. – А теперь позволь мне побыть одной, я должна успокоиться.
И она удалилась в свою комнату, оставив Мориса у горящего очага. Возникший откуда-то слуга поставил перед новым хозяином кувшин с вином и чашу. Удобно устроившись в кресле и протянув ноги к огню, рыцарь задумался, держа в руке чашу и поднося её изредка к губам. История его нареченной не была чем-то редким и необычным, хотя и отличалась извращённостью, с которой её насиловали столько раз. И потом, родной отец… Это не укладывалось в голове. Хотя мир жесток, порой очень жесток.
И Морис позволил себе вспомнить первый урок дикой, ничем не объяснимой жестокости, который он получил в жизни.
Он подрастал в замке отца в спокойной и благополучной обстановке. Отец много воевал и не так часто бывал в своём владении. Но когда возвращался под крышу родного дома, всегда радовался общению с женой и сыновьями. Мать была тихой и ласковой женщиной, отца обожала, он отвечал ей нежной привязанностью. Немного повзрослев, Морис, как и любой мальчишка, стал интересоваться женщинами. Когда ему исполнилось двенадцать лет, горничная матери, некрасивая, но стройная и изящная девушка лет двадцати, затащила его в постель и дала ему первый урок плотских отношений. Мальчику понравилось, и время от времени он навещал Регину в её комнате. Частых посещений она ему не позволяла, говорила, что надо окрепнуть и набраться сил. И была права. К четырнадцати годам Морис окреп и превратился в сильного и выносливого юношу, способного заниматься любовью чуть не каждый день.
Однажды он отправился на охоту за кроликами в компании нескольких солдат отца. Их было человек семь, и они от души веселились, выбравшись из замка. Подойдя к леску, они встретили молодую девушку, почти девочку. Она держала за руку мальчонку лет семи и вела на верёвке козу. Гогочущие солдаты дали мальчишке подзатыльник и велели самому отвести козу куда надо, а девушке предложили развлечься с ними. Перепуганная девочка стала плакать и просила отпустить её, но никто её и слушать не стал. Её подтащили в тень высокого дерева, бросили на землю и задрали на голову юбку, оголив худенькие бёдра.
– Вам первому открывать дорогу, молодой хозяин, – с усмешкой сказал кто-то из солдат.
Взбудораженный всем увиденным и подзадориваемый весело переговаривающимися солдатами, Морис шагнул вперёд и навалился на тело девочки. Она плакала и что-то говорила, но он уже не слышал, кровь шумела в ушах, слишком сильным было возбуждение от новых, незнакомых ощущений. Разрядился быстро. За ним последовал второй солдат. Потом третий. Предпоследним был белобрысый верзила Хеймо. Он плотоядно улыбался, высвобождая из штанов свой огромный мужской орган. Когда он навалился на девочку, она дико закричала, потом застонала и затихла. Когда настала очередь последнего солдата, он с сомнением посмотрел на лежащее перед ним тело, а потом откинул юбку с лица девушки.
– Что ты наделал, Хеймо? – завопил он. – Ты убил её своим огромным орудием. А как же я?
Он задумался на мгновенье, но похоть победила.
– А, ладно, – махнул он рукой, – она ещё тёплая, сойдёт.
И накинулся на мёртвое уже тело с остервенением голодного пса. Этого Морис вынести не смог. Его резко затошнило, голова закружилась, и, казалось, все его внутренности поднялись к горлу. Его долго и трудно рвало. А потом било в жестоком ознобе. Он не помнил, как добрался домой, а потом всю ночь провалялся в беспамятстве, повторяя в бреду какие-то странные слова. Никто не понял, что с ним произошло, решили, что он чем-то отравился. А Морис никогда и никому не рассказал, что случилось в тот страшный для него день, когда он впервые столкнулся с бессмысленным жестоким убийством ни в чём не повинной девчонки. Но след это оставило на всю жизнь. И отвращение к насилию. Потом, повзрослев, он видел много смертей, но то было другое – шли военные действия, сражения.
И как он мог после всего, что видел вокруг, осуждать Эльгиту? Нет, он мог только жалеть её. Как и её несчастную сестру, которую он буквально вырвал из лап таких вот развеселившихся молодчиков, которые готовили себе развлечение, а ей мучительную смерть.
Глава 4
В поместье Фрисби не было своего священника. Старый отец Бернар умер ещё полтора года назад, а найти ему замету в такие трудные времена быстро не получилось. Пришлось отправляться в церковь Святой Марии в Кембридж. Морис заранее съездил туда и договорился со священником о дне венчания. Учитывая благословение на этот брак самого короля Вильгельма, отец Инсельм не стал оттягивать бракосочетание и назначил его на пятнадцатое января, вскоре после завершения рождественских праздников.
В поместье очень сдержанно, по причине всех последних событий, но всё же отпраздновали наступление нового года, святки, отметили праздничным застольем Двенадцатую ночь и стали готовиться к свадьбе.
День бракосочетания выдался снежным и морозным, но солнечным. В Кембридж Морис и Эльгита отправились в сопровождении полудюжины хорошо вооружённых воинов, составлявших их почётный эскорт. Эльгита надела лучшее, что смогла найти в своём сундуке – тёмно-синюю шерстяную юбку и голубой верх, отделанный по вырезу горловины скромной, но изящной вышивкой. Голубая туника удивительно оживила её лицо, добавив глазам глубины цвета. Невеста выглядела замечательно, хотя очень волновалась и даже не смогла поесть утром. Морис поглядывал на неё с восхищением, но и в его взгляде проскальзывали тревога и волнение. Даже Эдит оживилась в этот день и немного принарядилась, чего не делала уже давно. Она и леди Маргарет остались в поместье, чтобы проследить за подготовкой свадебного ужина к возвращению молодых и достойно их поздравить.
