Дебра Дайер - Возлюбленная колдуна
— Я тоже хорошо спал, — сказал Коннор, и его улыбка превратилась в дьявольскую ухмылку.
Неужели он все знает?! Возможно ли, чтобы двоим людям приснился один и тот же сон? Прежде чем Лаура успела вымолвить слово протеста, он повернул ее руку и прижался губами к нежной коже на ее запястье. Мягкие губы и колючая щетина — захватывающий контраст. Теплое дыхание опаляло запястье Лауры, разжигая глубоко внутри нее искрящееся пламя. Она вырвала руку, ужасаясь своим чувствам.
— Интересно, что это ты делаешь?!
— Здороваюсь с прекрасной женщиной. Лаура старалась не отводить взгляда от его лица. Она отказывалась замечать, как блестит его кожа под лучами солнца. Но все же эти широкие, голые плечи все время находились в поле ее зрения, как и темные кудри, покрывающие его широкую грудь.
— Ты всегда здороваешься с женщинами, одетый в одно лишь полотенце?
— Только с теми, которых нахожу в своей спальне, когда выхожу из ванной, — Коннор улыбнулся, и в глубинах его синих глаз зажглись озорные огоньки. — В вашем веке принято приходить в спальню к гостям, чтобы желать им доброго утра?
— Конечно, нет, — Лаура отвернулась от него, явная неуместность ситуации окрасила ее щеки багрянцем. — Мне бы очень хотелось, сэр, чтобы вы оделись во что-нибудь.
— Конечно. Если вы протянете мне штаны, которые лежат на стуле.
Лаура взглянула на кожаные брюки, брошенные на спинку чиппендейловского кресла рядом с кроватью — черная полоса на фоне синего бархата. В ее уме промелькнули воспоминания: черная кожа, обтягивающая длинные, мускулистые ноги, — и у нее в груди вспыхнул огонь.
— Ты не можешь ходить по Бостону в таком наряде.
— Это неприлично?
Лаура прижала руку к горлу, чувствуя, как под пальцами пульсирует жилка.
— Вовсе нет.
— Однако боюсь, что мой гардероб следует немного обновить.
Лаура слышав в его голосе веселые нотки. Улыбка играла на его губах. Она ощущала, как Коннор приближается к ней, чувствовала тепло его тела.
Неожиданно он поцеловал ее в ухо, и по ее шее и плечу побежали мурашки.
— Он состоит из кожаных штанов и… — Коннор помахал перед ее лицом полотенцем, — …этого полотенца.
— О Господи!
Лаура выскочила из комнаты, и вслед за ней полетел его громогласный хохот. Она захлопнула за собой дверь, но смех Коннора все равно долетал до нее.
— Это невыносимо, это какое-то безумие… — бормотала она. О, как ей хотелось задушить его!
Софи остановилась перед комодом в комнате Дэниэла. При обычных обстоятельствах ей бы никогда не пришло в голову делать то, что она собиралась сейчас сделать, но обстоятельства, в которых она находилась, трудно было назвать обычными.
Софи выдвинула верхний ящик комода, и ее лицо покраснело, когда она увидела его содержимое. Как она и подозревала, в этом ящике лежало аккуратно сложенное нижнее белье: слева белое льняное, справа — желтоватое хлопчатобумажное.
— Прости меня, Дэниэл, — прошептала она, доставая несколько комплектов белья. — Коннор сам решит, что ему больше нравится. «Если ему вообще что-нибудь понравится», — подумала Софи и улыбнулась, вспомнив случай с пижамой.
Она уже собиралась закрыть ящик, когда ее внимание привлекли уголки двух фотографий, выглядывающие из-под белой нижней рубашки. Зачем Дэниэл хранит фотографии на дне ящика? Она подняла рубашку и застыла, глядя на собственное изображение.
На фотографии была изображена девушка, которая стояла в углу бального зала, одетая в белое шелковое платье с кружевами. Она смотрела в объектив глазами, слишком серьезными для ее возраста. Этот снимок был сделан на ее восемнадцатом дне рождения, последнем, которое она праздновала в этом доме. В ту ночь, на праздничном балу, она впервые танцевала в Дэниэлом — мечта, ставшая правдой, реальность, рядом с которой она больше была не в силах находиться.
Она любила его — глубокой, всепроникающей любовью, которая заполняла каждую клеточку ее тела и достигала самых глубин души.
Любовь пронзала ее сердце всякий раз, как она видела Дэниэла рядом со своей сестрой. Любовь, которая не могла принести ей покоя, даже сейчас. Ведь она знала, какую холодную и пустую жизнь он вел с Элинор.
Возможно, Элинор погубила лихорадка, которую она перенесла в детстве. Возможно, дело было в постоянном внимании и заботе со стороны родителей. Ее баловали и опекали с пятилетнего возраста, оберегали, как золотоволосую фарфоровую куколку, завернутую в вату.
Так или иначе, Элинор не обладала способностью любить кого-либо или что-либо, кроме собственного милого личика и своих эгоистичных капризов. Отец нашел Элинор мужа, связанного с ним узами верности и чести, человека, которым Элинор хотела обладать, но которого никогда не любила… и которого всегда боготворила Софи.
Софи достала вторую фотографию.
— Господи! — прошептала она. Здесь были все — мама, папа, Элинор, Дэниэл, собравшиеся в гостиной в день Рождества, за год до того, как она покинула дом, и Софи, стоящая рядом с белокурой Элинор. Ее голова и плечи были вырезаны из фотографии, оставшись внутри ровной овальной дыры.
Спрашивается, зачем кому-то понадобилось портить семейную фотографию?
— Тетя Софи!
Софи подпрыгнула при звуке голоса Лауры. Она резко повернулась и захлопнула ящик, с лицом, покрасневшим от стыда.
— Я искала одежду для Коннора.
— Ох уж этот Коннор! — Лаура распахнула дверцу шкафа. — Вы знаете, что он гуляет по дому совсем голый, в одном лишь полотенце, обмотанном вокруг бедер?
— Правда? — Софи прижала белье к груди, все еще размышляя о семейной фотографии, где кто-то вырезал ее лицо.
— Я никогда не думала, что способна желать зла другому человеку. Пока не встретила его. — Лаура повернулась с руками, загруженными одеждой. — Я способна его задушить!
Софи взглянула на племянницу.
— Как мило, дорогая! Лаура нахмурилась.
— Тетя Софи, что с вами?
— Ничего.
— Вы побледнели.
— Проголодалась, вот и все, — Софи выдавила улыбку. — Я отнесу эти вещи Коннору и прикажу Фионе накрыть нам завтрак в его гостиной.
Лаура всегда считала своего отца высоким, но темно-синие полосатые брюки отца оказались коротки, они заканчивались в трех дюймах над лодыжками Коннора. С белой рубашкой дело обстояло не лучше. Она не застегивалась на груди, а рукава не доставали дюйма до запястий.
— Он выглядит как сирота! Коннор усмехнулся, пытаясь влезть в ботинки, слишком маленькие для ног пришельца.
— …Которому нужен гостеприимный дом.
Лаура кивнула.
— Тот самый, откуда ты явился. Коннор сделал вид, что оскорблен. Лаура с трудом смогла сдержать улыбку. Ну и мошенник!
