Саманта Джеймс - Пророчество любви
— Обри не представлял никакой опасности для твоих людей, однако, без сомнения, они с превеликим удовольствием избили и его тоже, — к своему ужасу Алана не сумела подавить предательскую дрожь в голосе.
Она презирала себя за готовые вот-вот пролиться слезы, но ничего не могла поделать. С трудом ей все-таки удалось сдержать их.
— Обри отослан в свою хижину, саксонка, живым и невредимым, — Меррик пришел в ярость: с какой стати она считает его таким безжалостным?
И не только она! Любой сакс, с которым приходилось ему сталкиваться, был убежден, что новый лорд — настоящее чудовище!
— Саксонка, — продолжая Меррик, — ты, такой же воин, как любой из воинов твоего отца. Ты сражаешься со мной, хотя при тебе нет ни меча, ни щита, и ты, кажется, никогда не устаешь от битв. Только твое оружие — язык. Скажи-ка, поэтому ли тебя называют ведьмой?
— О, как бы ей хотелось выкрикнуть все, что она о нем думает! Но вместо этого Алана постаралась успокоиться, хотя в этот момент была ох как далека от спокойствия.
— Да, я ведьма, — с вызовом подтвердила она. — И тебе следовало бы поостеречься, норманн. Может, я наложу на тебя заклятие! Он улыбнулся, не спуская с Аланы глаз.
— Сдается мне, ты многое умеешь, саксонка и охотница ты превеликая. И ведьма страшная. А иногда напускаешь на себя такой вид, будто знатная леди, владелица замка. Ладно, моих людей ты можешь дурачить своими сказочками, но тебе не удастся поселить страх в моем сердце.
— А тебе не удастся запугать меня, норманн!
Улыбка не сходила с губ Меррика, что доводило Алану до белого каления.
— Ты полагаешь? Страх врага может быть сильным союзником, саксонка. Думаю, ты понимаешь это. Пригрозив моим людям, что превратишь их в козлов, ты обернула их страх против них же самих. Сдается мне, у нас гораздо больше общего, чем ты хотела бы признать.
Продолжая говорить, он подходил все ближе и ближе. Сердце Аланы начало неудержимо биться. Он не остановился, пока не оказался прямо перед девушкой. Она не могла избавиться от ощущения, что находится в западне… и совершенно беспомощна. Алана не могла отвести взгляд от лица Меррика. Оно было словно вырублено из камня. Искорки ярости поблескивали в ледяных глазах. Алану поразила мысль: Меррик так разгневан, что, пожелай он переломить ее, пополам, она хрустнула бы в его руках, как сухой прутик.
Девушка пожалела, что ведет себя так неосторожно
— Ты все еще сердишься, — сказала Алана дрожащим голосом. — Но что мне было делать? Обри — старик. Он пришел в замок не для того, чтобы чинить норманнам неприятности. Он пришел разузнать, жива ли я и все ли со мной в порядке. Я…я не могла позволить твоим воинам обидеть беззащитного, старика!
Меррик ответил не сразу, прежде подумав, что бы сказала, саксонка, если бы узнала, как он восхищается втайне ее смелостью. Он вспомнил, как она, босая, стояла во дворе, бросая гордый вызов его воинам. Тем не менее, он не мог одобрить ее поведений, так как подозревал, что тогда она и дальше будет испытывать терпение своего господина.
Руки Меррика опустились на ее плечи. Она вздрогнула от прикосновения, отшатнулась, но он держал крепко. Алана остро чувствовала силу его рук.
— Ты дрожишь, саксонка? Непокорная женщина не избавлена от страха? Скажи мне, как думаешь, какое наказание я для тебя изберу?
— Я знаю, что ты сделаешь, — отчаянно завила девушка. — Знаю, как: ты меня накажешь.
— О? — высоко поднялась изогнутая бровь. — И как же я накажу тебя, по-твоему?
Алана отвернулась;
— Сам знаешь как, — прошептала она.
— Не знаю. Что я сделаю, как ты считаешь?
— Ты, возьмешь меня, — выпалила она.
— Возьму тебя?
Алана закрыла глаза, внутренне содрогнувшись.
— Да, — еле слышно произнесла она. — Ты… ты возьмешь меня… в свою постель.
Меррик пристально смотрел на девушку. Если б он был оскорблен ее ответом, то немало посмеялся бы. До сих нор женщины, которых он брал, как выразилась саксонка, «в свою постель», получали удовольствие, а не муки и страдания. Но эта явно считала, что подвергнется мучениям.
Когда Алана открыла глаза, Меррик увидел и них лютую ненависть. Она, видимо, не собиралась сдаваться добровольно.
Внезапно, неудержимая ярость охватила его. Саксонка считает его зверем, так не пора ли ему и вести себя, соответственно!
Меррик небрежно дернул ее за рукав.
— Твоя одежда оскорбляет мой взор. Сними-ка свои лохмотья.
Рот у Аланы приоткрылся… и сразу же она резко закрыла его.
— Я… я не сниму!
— А я говорю, снимешь, — он был так же угрюм, как она упряма.
— А если не сниму? Ты изобьешь меня, как избили Радберна твои люди?
Меррик скрипнул зубами.
— Во имя Господа, девушка, ты слишком долго испытываешь мое терпение. Ты сделаешь все, что я велю! Но пока что я прошу тебя — Впрочем, нет, я приказываю снять одежду.
— Я не спи…
— Ну ладно! Ты не позволяешь мне насладиться твоим телом, — он безжалостно отметал отказ, готовый сорваться с ее губ. — Ты отказываешься разделить со мной ложе. «Пожалуйста! Пожалуйста, не надо!» Хорошо, ты можешь не допускать меня до своего тела, но почему бы тебе не позволить мне хотя бы посмотреть на него?
— Бог тебе судья, норманн!
— О, вот это великодушно с твоей стороны! Мои люди думают, что ты ведьма, а вы, саксы, относитесь ко мне, как к самому дьяволу. Так что мы квиты, не так ли? А сейчас, саксонка, раздевайся, и побыстрей. Не мешкайте, леди!
Тон его голоса исключал неповиновение. Медленно, скованно Алана наклонилась, стянула подвязки, потом чулки. Затем сбросила юбки, а следом — ветхую рубашку. Руки девушки дрожали, когда она освобождалась от последнего покрова наготы. Наконец она оказалась совершенно обнаженной — обнаженной… и смущенной.
Ничто не ускользнуло от взгляда холодных и колких глаз. В течение бесконечно долгих секунд он смотрел на нее, сколько хотел, не оставив без внимания ни одну подробность. Осмотр, учиненный им, обжигал Алану чувством стыда. За всю жизнь только мать видела ее безо всякой одежды. Никогда прежде не приходилось ей испытывать такой жгучий стыд. Алана закрыла глаза. Меррик улыбнулся.
— Что бы ты сказала, саксонка, если бы я попросил тебя сделать то же самое со мной? Ее глаза распахнулись.
— Что? — выдохнула она. — Раздеть тебя?
— Да.
Неопределенный звук вырвался из груди Аланы, она сама не знала, почему. Алана представила, как освобождает от одежды его мускулистое тело, как прикасается… Желудок у нее странно сжался. Она содрогнулась, не сознавая, что руки сами по себе поднялись, прикрывая нежные округлости грудей.
— Нет? Ну тогда, в другой раз!
Потрясенная, Алана почувствовала, как Меррик прикоснулся кончиками пальцев к ее пылающим щекам.
