Джейн Фэйзер - Алмазный башмачок
В комнату вошла Матильда с полной охапкой серебристой ткани.
— Давай собираться, девочка. Время поджимает, дядя будет ждать тебя внизу у лестницы без пяти минут шесть.
Разложив подвенечное платье на кровати, девушка разгладила его руками, щеки ее порозовели. Платье было так обильно расшито серебряной нитью и мелким жемчугом, что весило едва ли не больше самой Корделии.
Она спокойно стояла, пока Матильда шнуровала корсет и затягивала пояс кринолина, скрывая внезапно нахлынувшее на нее чувство опасности. Облачение во все одеяния заняло около двадцати минут. Волосы ее были уложены и посыпаны пудрой уже несколько часов назад, и когда она посмотрелась в зеркало, то увидела в нем женщину, ничуть не напоминавшую ей самое себя. Накрашенная, напудренная кукла на таких высоких, украшенных драгоценными камнями каблуках и в таких тяжелых, негнущихся одеждах, что могла передвигаться только маленькими шажками.
Она привыкла носить парадную одежду по тому или иному поводу с тех самых пор, как закончила учебу, но привычка тем не менее не умаляла неудобств этих пышных одежд.
Герцог Франц Бранденбургский стоял, тяжело опершись на трость, с часами в руках, когда его племянница появилась в малой гостиной императорских апартаментов во дворце Хофбург.
— Вы опоздали, — произнес он своим обычным раздраженным тоном. — Я терпеть не могу расхлябанности.
Корделия скромно присела в реверансе и не стала оправдываться. Часы показывали без четырех минут шесть, но для ее дяди не имело значения, опоздала ли она на минуту или на целый час.
— Пошли. — С этими словами он, прихрамывая, направился к двери. — Было бы величайшей бестактностью заставлять ждать виконта Кирстона. Он проявил необыкновенную любезность, взяв на себя все заботы, и не следует делать эту церемонию еще более скучной, чем она есть.
Лишь у самой двери дядя предложил ей руку.
— Должно быть, виконт очень близкий друг и доверенное лицо князя Михаэля, ежели тот поручил ему столь деликатное дело. Если, конечно, он не в долгу у князя, что вполне может быть, — в раздумье добавил герцог Франц. — Ни один человек в здравом рассудке не станет по доброй воле взваливать на себя подобное бремя.
Мария Антуанетта должна была выйти замуж по доверенности на следующий день, в Августинской церкви, достаточно просторной, чтобы вместить весь двор. Венчание Корделии назначили в небольшой готической часовне неподалеку от конного манежа. Гостей было приглашено немного, но в отношении церемоний никаких послаблений не предполагалось.
Королевская фамилия уже пребывала на своем месте, так же как и главы французского посольства. Герцог, прихрамывая, шел по проходу между двумя рядами деревянных сидений, постукивая тростью при каждом шаге, Корделия опиралась на его согнутую руку. Епископ из собора Святого Стефана стоял у алтаря.
Когда они приблизились к цели, виконт Кирстон выступил из тени каменной колонны, где он стоял, негромко разговаривая, в кругу придворных. Выражением лица он ничем не выделялся из их круга. Корделия, закованная в негнущееся подвенечное платье, с покрытой пудрой прической, ощутила нечто вроде обиды за его равнодушное отношение… к этому событию… к ней… Все-таки это было настоящее венчание. Столь же законное и обязывающее перед Богом, как и любое другое. Венчание, которое ей предстоит еще в Париже, не добавит никаких обязательств к сегодняшнему.
Повинуясь короткому кивку герцога, виконт Кирстон встал рядом с Корделией, но даже не взглянул на нее. Возможно, отношение виконта ко всему происходящему было не слишком серьезным, но его наряд отличался такой же торжественностью, как и ее. Темно-голубой камзол Лео был богато расшит серебряными арабесками. Волосы скрывались под париком с косичкой. На заколке его пышного галстука, на длинных пальцах и на серебряных пряжках туфель поблескивали бриллианты.
Корделия решила, что в своей парадной элегантности он пугающе строг — и все же прекрасен. Она любовалась его гибкой, стройной фигурой, ласкала взором его слегка заостренные скулы, чувственные губы, длинные густые ресницы, столь контрастирующие с напудренным париком. Сердце ее забилось, руки в шелковых перчатках повлажнели.
Голос епископа звучал над головой Корделии, но произносимые им слова не воспринимались ею. Дядя передал ее руку виконту, в его более громком, чем обычно, голосе прозвучало в этот момент явное облегчение, которое она едва заметила. Зато куда яснее донеслись до нее слова виконта, подтверждающие, что он берет эту женщину, Корделию Бранденбург, в свои законные жены. Она намеренно пропустила мимо ушей слова «от имени князя Михаэля Саксонского», почувствовав, как в ней нарастает отвращение к этому имени. Где-то на задворках ее сознания промелькнула было мысль, что она попала в дурацкое положение и стоит здесь, у алтаря, выходя замуж за немилого мужчину и предчувствуя многие несчастья, но эта мысль не смогла омрачить волшебного очарования всего свершающегося сейчас с нею.
А что, если бы она на самом деле выходила замуж за виконта Кирстона? Распаленная этой мыслью, она с такой страстью ответила на обращенные к ней слова, что удивила даже склонившегося к ней в свете свечей епископа.
Услышав, как Корделия произносит перед алтарем слова своего брачного обета, Лео крепко сжал губы. Он прекрасно понял, какие мысли сейчас у нее в голове. Она говорила ему, что любит его, и хотя многое из сказанного можно было отнести на счет девических фантазий, но он не мог не думать о тон искренности, которая звучала в ее дрожащем от волнения голосе, и о ее взгляде, излучавшем любовь.
И еще он не мог не думать о той власти, которую она приобретала над ним вопреки его воле, вопреки укоренившимся убеждениям и всем доводам рассудка.
Епископ благословил кольца, которые вернулись в небольшую золотую шкатулку, откуда их должны были извлечь во время вторичного венчания, когда настоящий жених займет свое законное место.
— Что ж, венчание прошло просто чудесно, — объявил герцог Франц, когда все вышли из часовни в темный, окруженный высокими средневековыми стенами двор. — Надеюсь, ваши обязанности будут для вас не столь трудны, милорд.
Он сунул себе в нос понюшку табаку, потом стряхнул платком с лица крошки, словно сбросил с себя тягостные годы своего опекунства.
Корделия, которую в данный момент поздравляла императрица, слышала, как и все окружающие, эту кислую фразу.
Равнодушие, сквозившее в этих словах, пробило даже ту защитную оболочку, которую она возвела вокруг себя за последние годы. Девушка повернулась, чтобы посмотреть на своего дядю, на ее глазах уже поблескивали слезы обиды.
