Барбара Картленд - Танцуя на радуге
Прежде чем Лоретта успела придумать достаточно колкий ответ, граф, ее сосед справа, сказал:
— Что до меня, я согласен, чтобы леди Бромптон вмешивалась во что угодно, до тех пор пока это связано со мной. Единственное, чего я хотел бы, чтобы она не забывала меня.
Судя по его тону, он считал, что его забыть невозможно.
Лоретта, желая показать маркизу, что он ее нисколько не заинтересовал, ответила с обворожительной улыбкой:
— Уверяю вас, месье, мне было бы очень трудно забыть того, кто сказал мне столько приятного!
И тут же она подумала, что несколько выбилась из роли ненавистницы мужчин. А потому сжала губы и замолчала. Впрочем, ее вскоре увлек спор, разгоревшийся за столом. Она догадалась, что Ингрид нарочно выбрала узкий стол, чтобы гостям было легко разговаривать не только с соседями, но и с сидящими напротив.
Мало-помалу она убеждалась — как и подтвердилось в дальнейшем, — что французы, обсуждая политические вопросы, всегда словно произносили речи с трибуны и ждали, что остальные будут их внимательно слушать.
Как непохоже это было на довольно чопорную атмосферу званых завтраков и обедов, на которых ей довелось присутствовать дома!
Невольно Лоретта снова оживилась и начала высказывать свое мнение, едва речь касалась знакомых ей тем.
Когда они покинули столовую, маркиз подошел к ней со словами:
— Леди Бромптон, вы обещали, что позволите мне показать вам Париж. Предлагаю для начала посмотреть, как он красив вечером.
Лоретта взглянула на него с удивлением, а он продолжал:
— Я предлагаю вам отобедать в истинно французском ресторане с лучшей в Париже кухней, а потом мы прокатимся по набережным Сены.
Он улыбнулся ей.
— Конечно, их стоит осмотреть и днем, но, думаю, вы согласитесь со мной, что нет ничего красивее и романтичнее Сены в вечерние часы.
Лоретта заколебалась.
Обедать наедине с мужчиной? Нет, этого никак нельзя!
Но тут она вспомнила, что ее считают замужней женщиной, а во Франции в отличие от Англии не считается предосудительным, если дама обедает с кем-то в ресторане.
А уж тем более раз она бросила вызов всем условностям, поселившись у Ингрид.
— Я не приму отказа, — продолжал маркиз, не дожидаясь ее ответа. — А потому, леди Бромптон, не заставляйте меня упасть на колени, вымаливая ваше согласие.
— Вам незачем прибегать к столь эксцентричным театральным позам, — холодно уронила Лоретта. — Я только что приехала в Париж и поэтому пока свободна от других обязательств и буду в восторге принять ваше любезное приглашение, месье.
— Благодарю вас! И глубоко ценю оказанную мне честь!
Сказал он это с той же спокойной невозмутимостью, с какой говорила она, но Лоретта заметила веселый блеск в его глазах и поняла, что на самом деле он посмеивается над ней.
Тут к ним подошла Ингрид и сказала:
— Я не ослышалась? Вы пригласили мою подругу Лору пообедать с вами нынче вечером, Фабиан?
— Я пригласил ее, — ответил маркиз, — и она приняла приглашение.
— В таком случае, прошу вас, постарайтесь ничем ее не расстроить.
— Но каким образом?
— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — сказала Ингрид. — Она приехала ко мне, так как ей нужны моя помощь и поддержка, и могу сказать лишь, что вы не тот человек, чтобы оказать их ей, и были бы последним, к кому я обратилась бы за содействием в данное время.
— Ну вот, вы опять со мной жестоки! — запротестовал маркиз. — Чем я заслужил подобную немилость?
— Вы знаете, Фабиан, что Хью и я очень вас любим, — ответила Ингрид. — Такого, каков вы есть. Но мне кажется, я должна защитить от вас мою подругу просто потому, что она вела в Англии очень спокойную жизнь и никогда не встречала людей вроде вас.
— Если у леди Бромптон появится повод быть мной недовольной, я тотчас извинюсь и искуплю свой проступок, — ответил маркиз, — но пока, право же, не могу покаяться в грехах, еще не совершенных.
Он наклонился над рукой Ингрид.
— Au revoir[16], — сказал он, — и благодарю вас за еще один восхитительный завтрак.
Затем он взял руку Лоретты, и вновь она ощутила исходящие от него магнетические флюиды, когда он посмотрел ей в глаза и сказал негромко:
— До вечера, и обещаю, что вы не будете разочарованы.
Он направился к двери, и Лоретта, глядя на его широкие плечи и узкие бедра, решила, что из присутствующих никто не может сравниться с ним атлетичностью фигуры и одновременно удивительной элегантностью.
Едва откланялся последний гость, как Ингрид сказала:
— Ну, если ты сегодня обедаешь с Фабианом, нам нельзя терять времени. Тебе нужно новое платье, и такое, какое придаст тебе уверенности.
— Ты думаешь, она мне потребуется? — спросила Лоретта.
— Тебе придется противостоять не только его словам, но и той особой исходящей от него магии, которой, как я тебе уже говорила, не способна воспротивиться ни одна женщина.
Лоретта вспомнила взволновавшие ее флюиды и поняла, что Ингрид говорит чистую правду.
Ей оставалось только надеяться, что новый туалет придаст ей сил вернее играть взятую на себя роль.
Одновременно она получит достаточно доказательств, чтобы убедить отца, насколько невозможен маркиз, как ее будущий муж.
— Во Франции, как полагаю, тебе известно, есть два главных дома моды, — сказала Ингрид, — Ворта и Лаферье. На мой взгляд, Лаферье тебе больше подойдет, чем более знаменитой и очень избалованный Фредерик Ворт.
Когда позднее они свернули с Рю де ла Пе на Елисейские поля, Лоретта была склонна согласиться с кузиной.
Никто, кроме Лаферье, не мог бы придать ей столь светски искушенный, совсем французский вид, дышащий бесподобным парижским шиком.
Она собиралась купить только одно вечернее платье.
Ингрид настояла, чтобы она приобрела их три, не считая нескольких очень элегантных дневных туалетов, которые все до того ей шли, что оказалось невозможным остановить выбор на каком-то одном.
Однако как ни зачаровали Лоретту платья, столь непохожие на все ее прежние, она внимательно выслушивала все, что Ингрид говорила ей про маркиза.
— Полагаю, в каждом столетии рождалось несколько женщин, неотразимых для мужчин, — говорила она, — и благодаря не только красоте, но и талантам, и качествам характера. И то же самое относится к сильному полу.
Она внимательно посмотрела на Лоретту и продолжала:
— Когда мы называем Фабиана «современным Казановой» или «Дон Жуаном», это по-своему комплимент, так как в нем есть что-то, чего другие мужчины лишены.
— Магнетизм! — прошептала Лоретта, но Ингрид как будто не услышала.
— Трудно найти более восхитительного, умного и обаятельного собеседника или друга, но мужем он будет совсем другим!
