Эмилия Остен - Жена-незнакомка
Жанна, Элоиза и примкнувший к ним Раймон, по случаю приезда гостя даже отыскавший в сундуке приличный зеленый камзол, расшитый серебряной нитью (мадам де Марейль полагала, что благодарить за это следует Норбера, и собиралась сделать это после ужина), ожидали Бальдрика в гостиной. Когда барон вошел, прихрамывая, все поднялись ему навстречу. Де Феш поклонился, спеша выказать уважение дамам, однако не мог отвести взгляда от старинного друга, который шагнул ему навстречу с распростертыми объятиями:
– Бальдрик!
– Раймон! – Мужчины обнялись, и барон отстранился, с улыбкой разглядывая шевалье де Марейля. – Новый шрам, как я погляжу. И, думаю, не один?
Раймон только хмыкнул в ответ. Бальдрик склонился сначала над рукой Жанны, потом над небрежно протянутой ладонью Элоизы. Пустой левый рукав баронского камзола был аккуратно заправлен за пояс, и Жанна, как и каждый раз при встрече с соседом, остро пожалела о его увечье. Она не жалела его самого, это Бальдрик вряд ли стерпел бы, – за прошедшие два года Жанна успела как следует его изучить. В нем не наблюдалось ни хитрости, ни изворотливости, зато присутствовала гордость. Как-то барон де Феш горько обронил, что гордость остается, когда многое отнято, и тут же, засмущавшись своих слов, неуклюже перевел беседу на другую тему. А Жанна запомнила.
Раймон же преобразился: с лица его не сходила улыбка, и по всему было видно, что он очень рад другу. Глядя на них рядом, несложно поверить, что это – старые боевые товарищи, которые много времени провели вместе. Они обменивались шутками, и впервые с момента приезда Раймона разговор стал напоминать непринужденный.
Когда перешли в столовую и слуги подали первые блюда, Жанна в очередной раз мысленно похвалила себя за придумку с круглым столом. Вчетвером сидеть за ним оказалось еще удобнее, чем втроем, и беседа текла плавно, словно широкая река. Говорили о погоде, о грядущем (но не слишком скоро) урожае, о поставках провизии в армию и прочих невинных вопросах. Барон де Феш, даром что однорукий, со столовыми приборами управлялся ловко: как он объяснял Жанне и Элоизе еще раньше, в его одиноком поместье делать нечего, только манерам учиться. Все оценили протертый суп из каплунов, заваренный хлебом; когда же подали следующую перемену – отварную телятину и рыбу, сдобренную лимонным соком, – Бальдрик, откинувшись на спинку кресла и вытерев губы салфеткой, поинтересовался:
– Что же, как поживает великолепный Гассион?
Раймон пожал плечами.
– Жив, здоров и шлет тебе привет, друг мой.
– Вот так и велел тебе сказать это?
– По правде говоря, он произнес другие слова, однако это я не стану повторять при дамах. – Раймон подмигнул Бальдрику, и тот, промедлив мгновение, понимающе кивнул. Этот простой обмен знаками Жанна разгадала без труда: мужчины продолжат беседу позже. Что Раймон скрывает?
– Однако расскажи мне, как обстоят дела с настроением в войсках?
– После Рокруа? Ты шутишь? Все с песнями отправились осаждать Тионвиль, и боевой дух взлетел до небес.
– Не знаю, не знаю. А что говорят о смерти короля? Здесь все были огорчены и взбудоражены. По правде говоря, даже слишком.
– Но это же армия, друг мой! Неужели ты позабыл? Короли меняются, но ведь трон далеко, а испанцы близко. – Раймон глотнул вина. – Там это выглядит по-другому.
– А что говорит герцог Энгиенский? – допытывался Бальдрик.
– О чем? О смерти короля? Я не прислушивался.
– Раймон де Марейль и политика! – барон де Феш возвел очи горе и обратился к Жанне: – Нет более далеких друг от друга объектов! Вот таков ваш супруг, мадам. Проводит время рядом с величайшими людьми нашего мира – и слышит лишь, как они говорят о лошадях и маневрах, а политика, от которой все зависит, – нет, неинтересно!
Жанна понятия не имела, как относится Раймон к подтруниванию такого рода, однако поддержала Бальдрика:
– Так и есть, сударь. Однако в наше время держаться подальше от политики – разве не самое разумное из решений?
– На сей счет имеются различные точки зрения, – вздохнул барон де Феш. – Видите ли, мадам, если закрыть глаза и уши, жизнь не остановится, и события не перестанут происходить. А от них подчас зависит наша свобода и жизнь.
– И от чего они нынче зависят? – спросил Раймон с насмешкой. Кажется, слова друга он всерьез не воспринимал. – Случилось нечто, о чем я должен знать и опасаться?
– Возможно, возможно. Ты знаешь, что герцог де Бофор вернулся ко двору?
Раймон покачал головой – как показалось Жанне, равнодушно.
Она не очень понимала его безразличие к важным событиям во Франции. Для человека, столь близко знакомого с прекрасными полководцами, за которых горой встанет внушительная сила – французская армия, – шевалье де Марейль поступал, пожалуй что, опрометчиво. Всегда нужно нюхать ветер, тогда есть шанс учуять, как пахнет гарью.
Великий кардинал Ришелье умер в конце прошлого года, оставив страну на попечение больного короля, истеричной королевы и нелюбимого народом итальянца Джулио Мазарини. Народ, проклинавший Ришелье, не знал, радоваться или плакать еще сильнее, так как в высшем свете внезапно стали происходить пугающие перемены. Немедля возвратились из ссылки те, кого отправил туда нетерпимый кардинал, а власть перешла в руки королевы и Мазарини, к которому она благоволила. Людовик XIII чувствовал себя все хуже и умер месяц назад, в мае, через четыре дня после великой победы у Рокруа. С тех пор при дворе кипели страсти: завещание короля, передавшего регентскую власть Анне Австрийской, было оспорено и условия его не выполнены, однако никто не мог с этим ничего поделать. Слишком долго ждал этой возможности ловкий Мазарини, чтобы сейчас упустить ее. Он виртуозно отлучил от власти своих политических противников, лишая их влияния, которое они имели при великом кардинале. Перед Ришелье трепетала вся Европа, а Мазарини, при всем его итальянском обаянии, вызывавшем тошноту у большинства французов, не мог так быстро завоевать оставленные ему позиции. Барон де Феш еще раньше говорил о том, что в окрестностях столицы воняет смутой, и, похоже, интересовался происходящими событиями гораздо больше, чем диктовала его маска смиренного отшельника.
– Ну, так он возвратился давно, и меня удивляет, что ты об этом не слышал. А не далее как позавчера граф де Шавиньи оставил свой пост министра иностранных дел и, хотя полностью влияния не утратил, все же отступил перед Мазарини. Как тебе такие новости? – поинтересовался Бальдрик.
– Пусть себе существуют, пока меня не касаются.
– Если начнется смута, нас всех это коснется. Мы близко от Парижа. Разве что ты собираешься сбежать куда-нибудь в Руан.