Элизабет Чедвик - Лорды Белого замка
И без того хмурое лицо Фулька потемнело. Он сжал кулаки, злясь, что Мод использовала Хавису как пешку в своей игре.
– И она, значит, отправила тебя, чтобы все это мне передать?
– Нет, папа, – горестно покачала головой Хависа. – Просто я случайно услышала, как она это говорит. Поезжай к маме, прошу тебя! Я не могу смотреть, как вы терзаете друг друга!
Фульк поцеловал дочку в лоб и пригладил непослушны кудрявые пряди, выбившиеся из туго заплетенных кос.
– Утром поеду, – нежно сказал он, но глаза его оставались жесткими.
Слуга принес горячего вина, и с улицы к ним пришел Уильям. Он обнял племянницу и кивнул остальным, привнеся в разговор желанную разрядку.
– А Мод где? – спросил он.
– Завтра поеду на север и привезу ее, – сказал Фульк, постаравшись ради дочери говорить ровным голосом.
– И что же, интересно, я должен сказать своей жене?
Кларисса посмотрела на Фулька. Тот стоял перед очагом и допивал последний кубок вина, перед тем как пойти спать.
– Только вы можете это знать, милорд, – ответила она, забирая свой плащ.
Хависа и Уилл Пантульф ушли на улицу полюбоваться звездами и друг другом. Вжившись в роль компаньонки, Кларисса не спеша собиралась, чтобы пойти за ними. Весь вечер она чувствовала, что от Фулька волнами, словно горячий воздух от жаровни, исходят гнев и тревога. Сейчас он был задумчив и, хотя выпил достаточно, вовсе не пьян: от спиртного он не столько расслабился, столько помрачнел.
– Одно могу сказать: сама она к вам не приедет, – заявила Кларисса.
– Почему?
– Вы хотите услышать ее слова из моих уст. Но, милорд, сами понимаете, это невозможно.
Кларисса застегнула плащ. Фульк вздохнул:
– Не понимаю почему. Мод ведь наверняка обсуждала все с тобой.
Услышав в голосе Фулька недовольство, Кларисса молча покачала головой, повернулась и быстро вышла из зала. Он поспешно окликнул девушку, однако та даже не обернулась.
Глава 39
Шипли, Йоркшир, осень 1215 года
Закатав рукава до локтей и одной рукой придерживая миску из бука, Мод запустила вторую в клейкую смесь из обычной соли, морской соли, молотого черного перца и меда. На столе перед ней лежало две дюжины толстых кусков ветчины. Всю эту работу вполне можно было поручить миссис Гулдрун, которая вот уже двадцать пять лет каждую осень делала йоркскую ветчину, но Мод хотелось научиться самой. Кроме того, чтобы отвлечься и не впасть в уныние, ей необходимо было какое-то новое занятие. Нельзя бесконечно проводить дни за вышиванием, стрельбой из лука и воспитанием детей. Мальчики уже подросли и не нуждались в постоянном надзоре. Их тянуло на улицу, к конюхам, лошадям и собакам, они хотели учиться охотиться, ездить верхом и играть в рыцарей. Мабиль сидела в зале под бдительным присмотром жены управляющего и Ионетты, которая наотрез отказалась идти в холодную кладовую и по могать матери коптить ветчину.
– И дважды в неделю целиком их, значит, натираете – ну вот прям полностью, и так месяц. И каждый раз, чтоб обязательно переворачивать, – учила Мод миссис Гулдрун. – Ну а потом, стало быть, надо их на одни сутки замочить – на день и ночь, – а утром повесить сушиться.
Ее полные розовые руки напоминали кусок той самой ветчины, в которую она сейчас энергично втирала смесь специй.
– И значит, когда это все у нас будет готово, кость надо вот так вот, хорошенечко, перцем-то, молотым, и чтобы всю ее, и тогда никакая гадость-то на мясо и не перейдет.
Мод кивнула. Все правильно. Перец стоил дорого, но если поскупиться на него сейчас, то потом зараженное личинками мясо придется выбросить – так что экономия получится сомнительная. Крошечный порез на костяшках пальцев начало неистово жечь, когда соль проникла в ссадину. Мод посмотрела, как делает миссис Гулдрун, и тоже опустила мясо в соленую смесь.
– Вот так, да, очень хорошо, миледи! – степенно кивнула Гулдрун. И с одобрением заметила: – Вы прям ни дать ни взять словно местная уроженка, взаправду, хоть родились и выросли далеко от Йоркшира.
Мод рассмеялась, очень довольная таким комплиментом. Суровые жители этих мест недолюбливали нормандцев, которые во время набегов Вильгельма Завоевателя, пришедшего с огнем и мечом в северные земли Англии, почти под корень вырезали их прапрадедов. Мало кто остался в живых, чтобы через поколения донести память о тех страшных временах, но она от этого парадоксальным образом не слабела, а только крепла. Заслужить похвалы от такой почтенной хозяйки, как миссис Гулдрун, – это дорогого стоило.
Мод вдруг пожалела, что Кларисса уехала в Уиттингтон. С ее тягой к домашним делам и сноровкой ей бы это очень понравилось. Может быть, самой Мод тоже следовало поехать вместе с девочками? Ведь ее долг быть рядом с мужем. Она потрясла головой, решительно отметая все сомнения. Нет! Гордость, гнев, уязвленное самолюбие говорили, что она поступила правильно. Мод представила себе, как Фульк бьется на поединке под лучами летнего солнца, смеется с товарищами по оружию, флиртует с женщинами.
– Миледи, ни к чему так вот прям изо всех сил колотить-то, – заметила Гулдрун, искоса глянув на Мод. – Эта свинья уже и так мертвая.
Мод вздрогнула и что-то пробормотала в оправдание. Нет, сейчас нельзя думать ни об Уиттингтоне, ни о Фульке. Иначе у нее не получится хорошая ветчина.
Час спустя они с Гулдрун закончили работу. Теперь окорока нужно было оставить на три дня, а потом снова натереть солью. Вытерев покрасневшие от специй руки льняной тряпкой, Мод вышла из солильни на двор. Было позднее утро. Ветер пронизывал толстое шерстяное платье, словно оно было из тончайшего шелка. На небе собирались грозовые тучи. Неужели опять будет дождь? По двору раскидали солому, чтобы она впитала воду – повсюду были лужи от недавнего ливня. Если в Ирландии дождь был мягкий, то здесь, в Йоркшире, он безжалостно падал на землю тяжелыми стальными стрелами.
На двор въехали два всадника, спрятав головы в капюшоны и сгорбившись, чтобы защититься от ветра. Мужчина средних лет и юноша. Когда они приблизились, сердце у Мод тяжело забилось. Странствующий рыцарь и его оруженосец.
Гулдрун тоже вышла из солильни, вытирая руки.
– Пойду-ка скажу управляющему, что, мол, гости к нам пожаловали, – объявила она и вразвалку ушла.
Мод кивнула, не поворачивая головы. Все ее внимание было приковано к мужчине, сошедшему с гнедого коба. Серое небо и синий капюшон придавали его глазам меланхоличный сине-серый оттенок и усиливали темные тени под нижними веками. Морщины от носа к углам рта были прочерчены глубже, чем помнилось Мод. Но ведь с тех пор, как они виделись в последний раз, прошло несколько трудных месяцев.
