Екатерина Мурашова - Сибирская любовь
– Сестра Евдоки-ия-а! Сестры!
От поселка к озеру, скользя, спускалась румяная молодая баба в плюшевой юбке и цветастом полушалке. Она улыбалась и весело махала одной рукой (вторую, не так давно подраненную, осторожно держала у груди):
– Будет гулять-то! Идите супчику постного откушать. Сварила все, как вы велели. Даже маслица льняного не полила… А после Сохатый уж велел вас в церкву отвезти. Домчите с ветерком…
Ирина радостно оглянулась на старшую товарку, и улыбка ее тут же погасла.
– Ногами дойдем, – сурово сказала Евдокия. – А ты, Матрена, молись, молись… Тебе много молиться надо. Но Бог, он милостив, глядишь, и пронесет… А только вряд ли… – пробормотала монахиня уже себе под нос. – На Пречистую только надежда. Она войны не любит…
Ирина и Матрена переглянулись и подмигнули друг другу. Потом Матрешка сощурилась на солнце, достала из кармана круглое зеркальце, широко улыбнулась и принялась пускать зайчиков. Зайчик прыгал по темному одеянию Ирины, а она, смеясь, ловила его ладонью. Снег, уже облизанный жадным солнечным языком, сверкал вокруг тысячами алмазов.
Глава 41
В которой происходит много решительных объяснений и выясняется много интересного
С утра Гордеев хотел еще раз переговорить с сыном, но того дома не оказалось. Вызванный к хозяину Мефодий засвидетельствовал, что еще засветло Петр Иваныч из дома убежал, даже Соболя седлать не стал. Недоброе предчувствие крылом коснулось Ивана Парфеновича, но он его отогнал: подумаешь, Петька обиделся!
Сейчас напьется допьяна и позабудет сто раз. И вот же болван (Гордеев с досадой ударил кулаком по ладони) – придумал на дурочке-еврейке жениться! Послал Бог сыночка, ничего не скажешь… Кстати, и о дочке вспомнить надо! Ведь так ни разу и не поговорили толком после приезда… Что-то там такое Петька плел про то, что она пила и управляющему свои чувства неподобающим образом демонстрировала… Это как же так?.. Да и пускай, как бы ни было! Хватит уж ей за печкой сидеть, а Опалинский для того сюда и призван, чтоб Машеньку мою ублажать. Надо все это поскорее разрешить. Вот нынче ж Машеньку позвать (или уж к ней пойти?) и выяснить все… свадьбу определить… Хотя нет! Как бы не напугать ее. Если у них уж все решилось, то надо сперва с управляющим переговорить. Он все же мужик, да и изначальный договор имеется…
Сам себе в том не признаваясь, Иван Парфенович просто трусил говорить с Машенькой. С мужчинами любого круга и достатка он договаривался запросто, а вот с женщинами – не умел. Как смолоду не научился, так и не знал, что говорить, что делать, куда смотреть. Смущался всю жизнь отчаянно, нес какую-то чушь. Поэтому особенно ценил женщин малословных, молчуний. Такой была и оставалась сестра Марфа, такой же была и покойная Мария. Да и бобылка Настасья, поздняя сударушка, особой болтливостью не отличалась. Молчаливой, в угоду отцу, росла и Машенька. Привыкнув за много лет к ее незаметному, но такому уютному присутствию, он как-то совершенно не мог себе представить этого разговора, а, главное, его последствий. «Вот тебе, Машенька, муж. Будь счастлива!» Этого довольно? Или еще что-то объяснять надо?
А как же он, отец, Иван Парфенович Гордеев? Ведь он покуда еще не умер, да и умрет ли нынче – Бог весть. Особого доверия к эскулапам Гордеев сроду не испытывал. Правда, за грудиной и вправду жило что-то нехорошее, больно царапающееся там, а иногда сжимающее сердце мягкой, но безжалостной лапой… Но ведь это еще как повернется…
Да все равно! – Гордеев решительно тряхнул крупной, обильно седеющей головой, словно отгоняя морок. Что решено – то решено, что сделано – то сделано. Молодым своя жизнь нужна, да и прииск со всем прочим когда-нибудь все одно передавать придется. Повезет, так еще и до внуков доживу, успею их чему-нибудь научить…
А теперь вот надо с управляющим решительно переговорить. Чего он тянет, в самом деле? Или про уговор позабыл?
Сразу переговорить с Опалинским не получилось. Алеша со своей кривой трубочкой с раннего утра ждал, чтобы доложить о делах. Марфа говорила о домашнем, тщательно избегая упоминания о детях и ночных происшествиях (за это Гордеев был ей крайне благодарен, что выразилось в повышенном внимании к хозяйственным проблемам и мелочам). После пришли двое подрядчиков, дьячок с приветствием и плохо замаскированной просьбой о пожертвовании на починку прохудившейся церковной кровли. К обеду неожиданно прибыла Евпраксия Александровна Полушкина. Расспрашивала о поездке, серьезно интересовалась полученным оборудованием (что оно дает, сколько человек высвобождает, какова прибыль), рассказывала местные сплетни, радовалась какой-то приезжей девочке, буквально взбудоражившей местное общество, рассказывала о том, что Николаша наконец-то взялся за ум… Все это Иван Парфенович видел на семь сажен вглубь, помня о Петиных словах про сватовство Николая.
«Поздно, голубушка, спохватилась, поздно! Все уж решено!» – не без злорадства думал он, глядя на породистое, умное лицо Евпраксии Александровны. Вспомнил, как она презирала при жизни простенькую, скромную крестьянку Марию, как, при внешней вежливости, высмеивала ее необразованность (Мария иногда и не догадывалась о насмешках, а в прочих случаях не знала, что сказать), сжал под столом кулаки…
«Ничего у тебя здесь не выйдет! – думал Гордеев, с максимальным радушием угощая жену приятеля. – И не надейся, змея ты подколодная!»
…Машенька проснулась с головной болью и чувством глубокого удовлетворения, которое ей случалось испытывать после хорошо исполненного молитвенного урока. Да, ноет все, да, сомнения, но дело-то – сделано. Сделано!
Машенька со стоном потянулась, помассировала пальцами гудящий затылок, пошевелила пальцами обеих ног. Стала вспоминать все по порядку. Состояние внутренней решимости, марш, ежевичная настойка, удивленные глаза Мити, свеча, влажные волосы, золотистая шерстка в распахнутом на груди вороте… Прогулка с тросточкой вокруг стола… Потом признание… Ох, и странно же, должно быть, было Мите ее слушать… Догадался ли он, что она пьяна? Догадался, конечно, он же мужчина, такие вещи сразу определяет… Ну, а дальше?
Машенька рывком села на кровати. Простенькая ночная сорочка сползла с округлого плеча, но девушка даже не заметила этого (хотя в ином случае не преминула бы поправить). Под мышками, на спине и почему-то за ушами выступил холодный пот.
Самое главное… Что ж он ей ответил?! Этого Маша не помнила!!!
Лихорадочно напрягая память, девушка попыталась восстановить события. Ничего не получалось, только еще больше заболела голова. Машенька застонала.
