Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Увы, мои надежды на победоносную восточную кампанию рухнули. Война на два фронта мне не по силам. Я должен отказаться от своей мечты и мобилизовать силы для борьбы с Октавианом. Я уже отдал приказ Кинидию следовать во главе шестнадцати легионов в Эфес. Там с армейскими и флотскими командирами я буду готовиться к предстоящему столкновению.
Моя мечта! Моя цель! Мой долг перед Цезарем — осуществить его планы! Все отложено — быть может, навсегда. Я чувствую, что судьба насмехается надо мной.
Собери египетский флот и направь его в Эфес. Только тогда я смогу понять, какие силы в нашем распоряжении.
О жестокая, дразнящая Тюхе!
Надеюсь, моя дорогая, и на твое прибытие. Но если дела в Египте тебя не отпустят, ничего не поделаешь.
Любящий тебя М. Антоний.Я пристально смотрела на письмо. Итак, началось. Октавиан долго раскачивался, но он принял решение и теперь будет действовать быстро и целеустремленно. Маска уважения к Антонию и к соглашению о триумвирате сброшена за ненадобностью: накопив силы, он перестал в ней нуждаться.
Как хорошо, что я успела построить сто новых кораблей!
Глава 34
Голубое, голубое, голубое — сверкающее, отливающее сочным цветом сапфиров, — таким было море вокруг Эфеса. По его волнам шел мой флот. В водах, дробясь, отражались высокие мачты, отражения позолоты на корме и бронзы таранов добавляли блеска поверхности моря. Подобно армии, в составе которой есть и простые пехотинцы, и военачальники высших рангов, мой флот включал в себя самые разные суда: от гигантского флагмана «Антония» (а как же иначе его назвать?) до либурнийских галер, весельные порты которых едва поднимались над водой. Мы ничего не упустили: в состав моего флота входили корабли всех существовавших типов и размеров. Я не могла полагаться на волю случая: мы должны взять верх при любых обстоятельствах. Море и корабли — снова они приобретали в моей жизни особое значение. Снова, как бывало раньше, на корабле плыла не только я сама, но и мое будущее, моя судьба.
У меня было две сотни судов, а Антоний набрал отовсюду еще больше. То были остатки старого флота Секста, семьдесят кораблей, возвращенных Октавианом, корабли с Родоса и Крита и римские эскадры, базировавшиеся у Кипра.
— Этот флот — самый большой из всех, когда-либо выходивших в море! — воскликнул Антоний в изумлении, прикрыл глаза ладонью и оглядел со стены стоявшие на рейде бесчисленные суда.
— А не использовать ли его нам, чтобы напасть на Рим внезапно, пока Октавиан в отлучке?
Мне такая возможность казалась идеальной. Рим оставался без защиты, его предполагаемый владыка находился далеко, в Иллирии, а народ все еще не определился со своими предпочтениями. Сторонников у Антония хватало, и высадись он в Италии во главе большой армии…
— Нет, — решительно ответил Антоний. — Судоходный сезон закончился.
— Но корабли плавают даже зимой. Плавают и достигают своих целей. Ради столь великой награды можно и рискнуть, не так ли? Дело того стоит.
Казалось, Рим — как сочное красное яблоко, тяжело свисавшее с ветки, — лишь дожидался смелой руки, которая сорвет его.
— А как я оправдаю вторжение? — спросил Антоний. — Война пока не объявлена.
— А кому решать, когда объявлять войну? Тебе или Октавиану?
— Мои войска еще не собрались, — сказал он. — Канидий с шестнадцатью легионами пока не прибыл, еще семь я ожидаю из Македонии. Подвластные цари направляются сюда, но когда еще доберутся. Сейчас у меня под рукой слишком мало сил.
— А ты не можешь отправить послание к Канидию, чтобы он поторопился? Или выслать лучшие легионы вперед.
— Торопливость тут едва ли уместна. Корабли тоже прибыли далеко не все.
— Ты должен сделать своими союзниками быстроту и внезапность. Тогда удар малыми силами будет победоносным.
Я нутром чуяла, что успех рядом, что судьба преподносит нам подарок. От нас только и требуется, что взять его.
Но Антоний покачал головой.
— Я не могу вторгнуться в Италию с иностранными судами и солдатами. Вся страна объединится против нас.
— На самом деле ты хочешь сказать, что не можешь вторгнуться в Италию, имея в союзниках меня.
— Да. Именно это я и хотел сказать. Этого не потерпят — нет, никогда. Если только ты не согласишься остаться позади…
— Это невозможно. Мне нужно появиться там с самого начала, иначе во мне всегда будут видеть узурпатора.
Я не могла произнести главного: если меня там не будет, Октавиану не составит труда уговорить Антония, пусть он хоть сто раз победит, принять такое соглашение, что для меня в нем не останется места. Это уже случалось. Я ненавидела себя за недоверие к мужу, но, увы, ему, в отличие от меня, свойственна излишняя доверчивость, а Октавиан умел убеждать, как никто другой.
— В тебе в любом случае будут видеть захватчицу, — печально промолвил он.
— Потом люди, возможно, сочтут меня более приемлемой, — сказала я. — Мне ведь довелось пожить в Риме довольно долго, и не припоминаю, чтобы это вызывало особое отторжение. Пальцем на меня не показывали, никто и не заикался о том, что я иностранка. Они знали, что я более цивилизована и культурна, чем они. Даже Гораций и Вергилий не стеснялись заходить ко мне с визитами. И они снова поведут себя так же, вот увидишь. Для этого требуется одно — победа.
— Мы победим, — упорствовал он, — но я должен подождать, пока Октавиан первый пойдет против меня. Он должен выступить как агрессор. Мы отрежем его от баз снабжения, и чем дальше, тем слабее он будет становиться. Его уязвимость коренится в его бедности. Он не может заплатить своим войскам, так что его армия очень скоро развалится сама по себе. Он отчаянно нуждается в деньгах, ему придется распустить иллирийские легионы и обеспечивать ведение войны пустой казной. А война в далеких краях — весьма дорогостоящее предприятие. Не исключено, что одна лишь переброска войск, не говоря о пропитании и экипировке, истощит его возможности. Что чревато бунтами в армии и беспорядками дома.
Спору нет, звучало все здраво и рассудительно. Правда, Октавиан умел находить вдохновенные и скорые решения, благодаря которым выигрывал время.
— И как далеко ты собираешься его заманить? Я бы не хотела, чтобы он оказался в Египте.
— В Грецию, — ответил Антоний. — Греция находится как раз за той линией, что разделяет мою и его части империи. Ему придется пересечь границу, чтобы напасть на нас, и это бесспорно сделает его агрессором.
— Да кому есть дело до законности? Все знают, что идет гражданская война. Какая разница, на кого навесят ярлык агрессора? И кто станет раздавать эти ярлыки?
