Идалия Аничкова - Рингильда
Наконец, они спустились по витой лестнице в сад отца Хрисанфа. У окон его кельи тянулся близь стены белый каприфолий и наполнял воздух своим благоуханием.
В саду все цветы и травы росли в одной куртине, вместе с огородными растениями. В цветочном отделении монах составил из мелких каменьев ограду для клумб и наполнил их черною землею. Здесь росли розы, лилии и другие цветы ярких и прекрасных красок. Немного поодаль стояла беседка с большим столом, сделанным из березового дерева, не очищенного от коры. Там монах приготовлял собранные им в саду травы для лекарств.
Гости его так долго гуляли в саду, что не заметили, как наступала ночь.
Игумен Уффо был в отсутствии, и отец Хрисанф оставался вместо него хозяином монастыря, потому и мог допустить, чтобы гости остались у него до поздней ночи.
— А теперь пойдемте в ризницу, — сказал монах, — там все церковные орнаменты работы Рингильды и моей сестры Эльзы.
— Нет, Хрисанф, после природы и такого чудного воздуха мы не пойдем в ризницу. Там пахнет затхлостью, и мои работы очень ничтожны, в сравнении с природой, которой мы здесь наслаждались. Мы придем смотреть твою ризницу в другой раз. Сегодня ты вознес нас на небеса, а потом предлагаешь идти в каменные стены, запереться большою железною дверью и решетчатым окном, похожим на окно темницы. Нам пора идти домой, добрый Хрисанф. Эльза там беспокоятся обо мне.
Монах ударил раз в колокол, созывающий монахов к трапезе.
Один послушник вышел из монастыря, и отец Хрисанф приказал ему сготовить носилки и убрать их цветами, а мальчикам, прислужникам алтаря, одеться в праздничное одеяние и принести зажженные факелы. Рыцарь dominus Эйлард и Рингильда сели на носилки, и дети их подняли высоко и понесли по большой зеленой поляне к их дому.
— Теперь я королева мира, — сказала Рингильда, — и нас несут в Мюнстер, где мы будем венчаться.
Рыцарь dominus Эйлард обвил талью молодой девушки своей рукой. Она откинулась назад и прислонилась к его плечу. Красный огонь горящих и дымящихся факелов освещал их лица, так что они могли видеть друг друга.
Отец Хрисанф, простившись с Рингильдой у ограды монастыря, выложил ей на колени целую корзину чайных желтых и красных роз.
— Ах! какой счастливый день выпал на долю моей Рингильды, — думал старик, глядя издали на шествие, и ушел со своего обсервационного пункта только тогда, когда потерял их из виду.
На другой день Рингильда долго не выходила из избушки тетки Эльзы. День, проведенный ею накануне в обществе рыцаря dominus Эйларда, в который она так близко сошлась с ним, наполнил ее сердце тревогой.
Она в первый раз задумалась о том, что, исцелившись от своих ран, он уедет из деревни Борнговед; ведь он уже послал Альберта в Зеландию узнать, не вернулся ли король в свой замок Вордингборг. Он воин, привыкший к войне.
«Он никогда не удовлетворится мирною и покойною жизнью со мною, — думала Рингильда, — я предчувствую, что он скоро отсюда уедет. Возьмет ли он меня с собою?»
Рыцарь также сидел один в своей палатке и думал о своей будущности.
Он узнал, что король потребует его вскоре в свой замок Ворднигборг и что ему придется расстаться с Рингильдой, но утешал себя мыслью, что эта разлука будет непродолжительна, что он скоро опять вернется в деревню Борнговед, чтобы с нею повенчаться и увезти ее с собою в Эстляндию. Жизнь воина была подвержена в это смутное время тысяче опасностей, и никто не мог достоверно обещать что-либо и быть уверенным в своей жизни.
Он тревожно ожидал Альберта, стараясь не думать о дне разлуки. Родной уголок земли, на котором жила Рингильда, был слишком ему дорог. Уехать отсюда ему казалось равносильным покончить с жизнью и начать ее прозябание.
— Ах! хоть бы она пришла. — Он страстно желал ее видеть.
Рыцарь тревожно прислушивался к каждому шуму, слышанному им извне палатки, думая, что это шаги молодой девушки и, наконец, выйдя из терпения, вышел из своего шатра и пошел в раздумье по большой дороге. Не успел он пройти и одной мили, как издали послышался конский топот и через несколько минут он увидел двух всадников. Рыцарь присел на камень близь дороги, а сердце так и билось в его груди.
«Кто это может быть? — думал рыцарь. — Неужели это Альберт? Я не ожидал его так скоро! Другой всадник, должно быть, гонец от короля».
Он остался ждать их. Вскоре показалась красная шапочка с белым пером, из под которой падали на плеча длинные белокурые локоны. Другой всадник имел на голове шлем; кольчуга покрывала его плечи и грудь.
Альберт, подъезжая к месту, где сидел его господин, сейчас же узнал его и, сойдя с лошади, приблизился к нему. Приложив руку к фуражке, он отрапортовал своему вельможе, что он не доехать до Вордингборга, потому что на пол-дороги встретил всадника; который ехал к его господину с бумагой от короля.
В это время всадник сошел с коня и, подойдя близко к рыцарю, протянул. ему бумагу, о которой только что сообщил Альберт.
Первый раз в жизни рука рыцаря dominus Эйларда дрожала, когда он протянул ее, чтобы взять бумагу из рук королевского гонца.
Он прочитал:
«Приказываю Вам немедленно явиться в Вордингборг. Нам нужна ваша помощь для дел государственных. Вольдемар II».
Рыцарь dominus Эйлард любил Рингильду, но еще больше он любил свое отечество.
Он был воин, который своею храбростью и своими умными советами мог противодействовать злым замыслам графа Генриха Шверинского. Он узнал также, что герцог Оттон фон Люнебург сидит в темнице, закованный в цепи, что мир не был заключен и вскоре должна вспыхнуть новая война. Он решил сегодня же собраться в путь и до вечера добраться до Киля, чтобы не растравлять своего сердца продолжительной разлукой с Рингильдой и долгим с ней прощанием. Он решил объявить ей твердо свое намерение и остаться непреклонным, если бы даже это решение и стоило ему большого сердечного усилия и горя.
Опустив голову, он задумчиво пошел обратно в Борнговед в обществе Альберта и рыцаря Лильенфельда, родственника графа Галланда.
Подойдя к деревне Борнговед со своими двумя спутниками, он увидел издали Рингильду. Она шла от ключа и несла на своем плече большой кувшин, наполненный свежею ключевой водою.
Она сейчас же увидала двух молодых людей, из которых один был ее брат, Альберт.
Дурное предчувствие сжало ее сердце. Она побледнела, как полотно, и выронила из своих рук кувшин, наполненный водой. Вода пролилась, и кувшин разбился вдребезги. Она посмотрела на него и, стряхнув с себя воду, которая вымочила ее платье, поспешно вбежала в избушку тетки Эльзы.
— А где же вода, которую ты несла сюда? — спросила ее старуха.
