Идалия Аничкова - Рингильда
Они встали со скамейки и пошли далее. Они шли медленно и незаметно приблизились в монастырю, где жил отец Хрисанф.
— Как бы мне тебе яснее выразить то, что я чувствую, — воскликнула Рингильда. — Слушай.
Они оба стали друг против друга, прислонившись к дереву.
— Когда я в первый раз увидела тебя и ты пристально взглянул мне в лицо, я сознала, что ты обладаешь душевными качествами, которые мне нравятся. Я вычитала в твоем взгляде, какая у тебя чувствительная душа, какою добротою наполнено твое сердце. Вот почему я тебя люблю. Ты мой идеал, алтарь, которому я буду преклоняться до последнего своего вздоха. Если я не буду твоей женой, то буду последней слугой в твоем доме, лишь бы тебя слышать. Каждое твое слово, движение, походка, тень твоя действует на меня, как появление чего-то прекрасного, гармонически-цельного, достойного любви!
Они находились близь монастыря.
— Ах! лишь бы нас злые люди не разлучили! — промолвила Рингильда. — Пойдем в монастырь. Я хочу известить отца Хрисанфа в самый счастливый день моей жизни.
Солнце садилось уже за лес, освещая своим красноватым светом монастырские арки, полные мрака и таинственности.
Послышался колокольный звон, созывающий монахов к вечерней молитве.
Рыцарь dominus Эйлард вошел в церковь, где все монахи молились Богу. Отец Хрисанф находился между ними; он велел послушнику поставить скамейку для рыцаря и Рингильды.
Они молились, прислушиваясь к церковному пению, исходившему-из алтаря. Огни мерцали над алтарем, над которым висела икона Рождества Спасителя мира. Старый монах, стоя на коленях, читал вечерние молитвы, и целый хор ему вторил, отвечая за молящихся.
Рыцарь dominus Эйлард сидел на скамейке, а Рингильда, стоя близь него на коленях, благодарила Бога за его исцеление. Среди молитвы она не могла не мечтать о том, что в скором времени будет стоять с ним у алтаря и отец Хрисанф будет венчать их.
Когда вечерня окончилась, они вышли из церкви и, пройдя галерею, окружающую двор, прошли в монастырский садик. В нем монахи сажали цветы и травы, нужные им для лекарств.
В более отдаленной половине его они хоронили своих усопших братьев.
Вскоре отец Хрисанф присоединился к молодым людям, и все трое сели на скамейку в саду.
— Какое спокойствие, какое счастие наполняет мою душу, отец Хрисанф! — начал рыцарь. — Я никогда не забуду, что вам обязан своим исцелением.
— Не я тут имею какую-либо заслугу, а один Бог. Он этого желал для блага и славы нашей родины, — ответил ему монах.
— Я так полюбил Борнговед и твою воспитанницу, что намереваюсь скоро увезти се отсюда. Ведь она родная сестра моего Альберта?
— Да, — ответил ему отец Хрисанф, — и она дворянка такой же крови, как и вы. Она потомок графа фон Штаде, которого покорил Генрих Лев и отнял у него его графство. Отец ее был также рыцарем и погиб в последнем крестовом походе, а мать приехала сюда совсем больная в чахотке и поручила детей святому Висцелину, который построил нашу церковь и мощи которого находятся у нас в алтаре. Святой Висцелин послал одного из, своих монахов к одру умирающей женщины и призрел сирот. Вот и все, что я могу сказать о них.
— Этого мне вполне довольно, — ответил ему рыцарь. — Документы и бумаги я достану, если они мне понадобятся.
— Но что же я так стою и ничем вас не угощаю! Нужно выпить чарку вина за ваше здоровье. Жать, что Альберта нет здесь!
— Где он? — спросил монах Рингильду.
— Я его послал в Зеландию узнать, не вернулся ли король из Киля, — ответил ему рыцарь.
— Мы выпьем и за здоровье отсутствующего, — сказал отец Хрисанф.
Он отправился в монастырский погреб и достал из него бутылку ликера, составленного монахами из трав, наподобие бенедиктинского. Два монаха принесли столик, накрыли его белою скатертью и поставили на него кружку молока, белый хлеб, испеченный без дрожжей, наподобие просфоры, мед из монастырских сот и сушеные фиги.
— Пью за ваше здоровье, за ваше счастие! — воскликнул отец Хрисанф. — Ваша любовь прекрасна, как надежда! День настал в ваших сердцах, продолжительный, безоблачный, сияющий теплотой и жизнью. Я знаю Рингильду с детства. На моих глазах она стала ходить, я учил ее первым молитвам. Пусть она никогда не перестанет носить твой любимый образ в своем сердце. Твоя любовь ей необходима, как воздух для дыхания. На твои руки отдаю я дитя свое, которое я холил, развивал и воспитывал.
Он снял крест со своей шеи и, перекрестив их, сказал:
— благословляю вас на верный счастливый, долгий жизненный путь.
Оба поцеловали крест и перекрестились.
— Сегодня счастливый день, — сказал монах, подавляя свои слезы, — поэтому пойдемте со мной. Я покажу вам с колокольня вид на поле, где происходило сражение. Оттуда видны наши поля и леса.
Они поднялись по крутой лестнице на колокольню, и глазам их представился обширный горизонт, большое поле, на котором еще так недавно происходило Борнговедское сражение. Посреди поля возвышался большой холм с крестом. Там похоронили всех воинов, павших в последнем сражении. С другой стороны монастыря тянулись сады монахов, отделенные один от другого составленными из жердей оградами. За ними возвышался высокий сосновый лес, растущий на скалистой горе; среди высоких зеленых сосен спускались ручейки, которые, пенясь и шумя, падали с горной вершины в протекающую реку. Воздух был столь чист на этой высоте, что рыцарь dominus Эйлард и Рингильда полною грудью вдыхали его, одушевленные своею любовью. Им казалось, что они носится в голубом эфире и что сейчас они полетят на крыльях туда далеко, в невидимые миры, освещавшие их своим светом. Все небо было покрыто звездами. Луна сияла на нем, освещая своим матовым зеленоватым светом белое платье и серебряный кушак девушки. Головка последней выделялась так рельефно на голубом своде неба, что она казалась статуей, изваянной из мрамора и стоящей на крыше монастыря. Рингиньда была так счастлива, что не хотела уйти отсюда Она смотрела на dominus Эйларда и восхищалась его красотой, благородной головой, воодушевлением и счастием.
Отец Хрисанф должен был несколько раз напомнить Рингильде, что пора идти вниз, чтобы ей не простудиться, стоя в одном легком платье.
Наконец, они спустились по витой лестнице в сад отца Хрисанфа. У окон его кельи тянулся близь стены белый каприфолий и наполнял воздух своим благоуханием.
В саду все цветы и травы росли в одной куртине, вместе с огородными растениями. В цветочном отделении монах составил из мелких каменьев ограду для клумб и наполнил их черною землею. Здесь росли розы, лилии и другие цветы ярких и прекрасных красок. Немного поодаль стояла беседка с большим столом, сделанным из березового дерева, не очищенного от коры. Там монах приготовлял собранные им в саду травы для лекарств.
