Маргарет Лерой - Жена солдата
Через брешь в изгороди проскальзываю в поле и пригибаюсь к земле. Свет фар заливает кусты и проносится мимо. Молюсь о том, чтобы меня не заметили.
Потом я слышу, что машина начинает тормозить и останавливается. Наверное, она принадлежит немецким солдатам, поселившимся в Ле Винерс.
Прокрадываюсь обратно в дом, запираю дверь на ночь и чувствую прилив облегчения, по крайней мере, я благополучно добралась до дома. Альфонс сидит в кухне на стуле и усердно вылизывается. Ругаю его себе под нос.
Отношу его наверх к Милли. Ее личико светится.
Но я не могу поверить, что сделала это. Вспоминаю кое-что, о чем всегда твердили растившие меня тетушки: «Вивьен, ты слишком доверчива. Не следует позволять людям вытирать о себя ноги. Не следует быть такой тряпкой… Твоя мягкосердечность однажды доведет тебя до беды».
Думаю, что, пожалуй, они были правы. Я вела себя глупо и безответственно, подвергая себя такому риску из-за кота, просто потому, что Милли немного огорчилась.
* * *Во время завтрака, делая себе кофе, опрокидываю молочник. Должно быть, от беспокойства я становлюсь неуклюжей. Стоя на коленях вытираю разлитое с кухонного пола, когда раздается скрип сапог по гравию, а затем быстрый стук в дверь.
Это один из мужчин из Ле Винерс, худощавый и смуглый, с плоским лицом. Его форма, его близость мгновенно заставляют меня испугаться.
К страху примешивается чувство неловкости от того, что на мне передник, в руках полотенце, что он может рассмотреть мою кухню, которая выглядит неряшливо из-за мокрого белья, висящего на перекладине перед плитой. Во мне зарождается ощущение, что я позволяю ему увидеть слишком многое.
— Доброе утро, — говорит он. Его английский четкий и выверенный. Я вижу, что он замечает мой передник и молочную лужу на полу. — Боюсь, я пришел в неподходящее время.
Я уже готова сказать: «Все хорошо» — машинальный ответ на его признание. Но не все хорошо. Все не хорошо. Я прикусываю язык, не давая себе говорить.
Он протягивает руку. Это меня поражает. Думаю о том, как они бомбили гавань, когда все наши солдаты ушли, как стреляли по грузовикам, чтобы взорвать бензобаки, когда под ними прятались люди; вспоминаю тело Фрэнка, обгоревшее и истекающее кровью. Я качаю головой, убираю руки в карманы. Не могу поверить, что он считал, будто я захочу пожать ему руку.
Он опускает руку, слегка пожимая плечами.
— Капитан Макс Рихтер, — говорит он.
Внезапно меня охватывает страх. Он пришел, потому что я выходила на улицу во время комендантского часа. Он меня видел. У меня пересыхает во рту, язык прилипает к небу.
Легким требовательным жестом он показывает, что желает узнать мое имя.
— Миссис де ла Маре, — представляюсь я.
Он ждет продолжения, вопросительно заглядывая поверх моего плеча в дом.
— Мы живем здесь вчетвером: я, мои дочери и моя свекровь, — отвечаю я на его незаданный вопрос.
От входной двери можно заглянуть в гостиную. Я замечаю, что он смотрит в ту сторону и оборачиваюсь. Эвелин сидит в кресле и все видит. Он наклоняет голову, приветствуя ее. Она отвечает ему острым, как рыболовный крючок, взглядом, а потом опускает глаза.
— А ваш муж? — спрашивает он.
— Мой муж в армии.
Он кивает.
— Мы теперь будем вашими соседями, миссис де ла Маре.
— Да.
— И… думаю, вы знаете правила.
При этих словах на его лице появляется жесткое выражение, рот становится тонким, как порез от бритвы. Я понимаю, что мне бы хотелось, чтобы пришел другой офицер, тот, который со шрамом. Думаю, что, возможно, он был бы менее строгим, чем этот человек, и менее корректным и отчужденным.
— Да, — говорю я.
— Вы знаете про комендантский час.
— Да.
Сердце несется вскачь. Я представляю, как меня забирают и сажают в тюрьму. А мои дети? Что станет с моими детьми? Я все еще держу руки в карманах. Впиваюсь ногтями в ладони, пытаясь унять дрожь.
— Мы надеемся на спокойную жизнь… для всех нас.
— Мы тоже. Конечно.
Мой голос слишком тонкий и напряженный. Я похожа на наивную девушку.
— Не ставьте нас в трудное положение, — говорит он.
— Мы не станем, — отвечаю я.
Его холодный и довольно циничный взгляд останавливается на мне. Что-то в нем говорит, что он видел меня на дороге.
— Я рад, что мы понимаем друг друга.
Он опускает руку к своему ремню. Страх хватает меня за горло: мне кажется, что он собирается вытащить пистолет. Но он достает что-то из кармана.
— Думаю, это ваше, — говорит он. — Наверное, одной из ваших девочек.
Это мяч в разноцветную полоску, который Милли потеряла за забором. На меня обрушивается облегчение, отчего я начинаю дрожать, и появляется слабость. Короткий, невеселый и истеричный смешок застревает в горле. Я тяжело сглатываю.
— Ох. Да. Спасибо.
Я беру мяч. Не знаю, что еще сказать.
— У меня тоже есть дочери, миссис де ла Маре.
В его голосе мелькает тоска. Это удивляет меня.
— Вы, должно быть, скучаете по ним, — говорю я. Потому что вижу — скучает. Потом задумываюсь: почему я это сказала, почему была так приветлива?
Сержусь на себя, ведь я не обязана ни в чем признаваться, я ничего ему не должна. Я совсем растерялась: не знаю, как правильно себя вести.
Его взгляд возвращается к моему лицу. Я знаю, он может прочесть мое смущение. Все запуталось, смешалось у меня в голове: страх, который я испытываю, суровое выражение его лица, когда он говорил о комендантском часе, и его доброта, ведь он принес мяч.
— Ну, тогда хорошего утра, миссис де ла Маре. Помните про комендантский час, — говорит он и поворачивается.
Я быстро закрываю дверь. Чувствую себя выставленной напоказ, не могу точно сформулировать или определить. На моих ладонях маленькие красные полумесяцы в тех местах, где я вжимала в них ногти.
— Вивьен, — зовет меня Эвелин.
Иду к ней.
— Варвар заходил в дом, — говорит она. — Ты открыла дверь варвару.
Она взволнована. Она опускает вязание, ее морщинистые руки порхают, как маленькие бледные птички.
— Эвелин… я не могла не открыть дверь. Этот человек теперь живет в Ле Винерс.
— Панибратство — безобразное слово. Безобразное слово для безобразного поступка, — строго говорит она.
— Эвелин, я не панибратствовала. Но мы должны быть вежливыми. Должны быть у них на хорошем счету. Они могут сделать с нами что угодно.
Она непреклонна.
— Ты жена солдата, Вивьен. Ты должна показать силу воли. Если он снова придет, не вздумай пускать его в дом.
— Не буду. Обещаю.
— Никогда не пускай их, — говорит она. Пылко. — Никогда не пускай их.
