Алекс Айнгорн - Сердце и корона
— Ты будешь писать мне, Оливье? Не только как король. Как мой брат.
— Конечно, дорогая сестра.
Она глядела ему вслед. Он уехал, сопровождаемый сотней дворян. Когда-то их родители лелеяли мечты об их браке. Однако вырастив их вместе, королевы-сестры сами ужаснулись тому, что натворили. Они видели друг в друге сестру и брата, любящих и дружных, и было бы кощунством заставить их стать мужем и женой. В конце концов, принцесса Маргарита, сестра королевы Алисии, подыскала для сына некую принцессу Веронику Гримальди, наследующую престол небольшой, но весьма богатой страны. Брак Оливье и Вероники был вопросом времени.
Отъезд Оливье опечалил Изабеллу. Она лишилась верного друга, готового поддерживать ее во всем.
Граф де Рони-Шерье не отходил от Изабеллы ни на шаг, надеясь утешить ее. Постепенно, день за днем, к ней все больше возвращалась веселость и бодрое расположение духа. Прошло время, и Оливье стал для нее воспоминанием.
Однажды Рони-Шерье заговорил с ней об Орсини.
— Ваше величество, — произнес он мягко, — меня глубоко опечалило то, как вы разгневались на моего друга. Может быть, по прошествии времени, вы смените гнев на милость?
— Вашего друга? Я обидела вашего друга? О ком вы, граф? Я как будто не знаю никого из придворных, кто был бы особенно близок с вами. Вы, мне показалось, держите себя ровно со всеми.
— О, не среди придворных! У меня был и есть один друг. Но, боюсь, Орсини рассердил вас своей безрассудностью.
Она помнила его.
— Орсини? Ваш друг? — она улыбнулась. — Вот уж не знала!
— Да. Орсини — мой друг детства. Мы выросли вместе. Я потерял его из виду лишь последние пару лет.
— Вот как? Однако вы ошиблись, граф. Я вовсе не сержусь на него. Просто ему не место здесь, граф, — она подчеркнула его титул, словно давая понять о пропасти, лежащей между Орсини и его другом, Орсини и королевским двором.
— Он прекрасный человек и очень умный, — Рони-Шерье улыбнулся. — Более умный, чем я.
Ее задело его восхищение дерзким плебеем.
— Он просил вас похлопотать за него, граф?
— Что вы, ваше величество! Да Орсини скорее умрет, чем попросит о покровительстве!
— Вы так хотите, чтобы он получил какую-нибудь должность?
— Откровенно говоря, хочу. Я всегда желаю добра моим друзьям, ваше величество.
— Пусть так. Я, пожалуй, что-нибудь придумаю.
И Изабелла лукаво улыбнулась, а в ее глазах сверкнул огонек.
— Ах, ваше величество, — грустно сказал граф, — вы все-таки настоящая королева.
— Разве по-вашему это дурно? — кокетливо спросила Изабелла.
— Нет. Да. Это весьма печально для меня. Будь вы обыкновенной женщиной… Если бы вы были просто женщиной, мне было бы проще, гораздо проще.
— Я не понимаю вас, граф.
— Вы всегда не понимаете! — с горькой обидой воскликнул Рони-Шерье.
— Вы знаете, что я вас люблю, но всегда делаете вид, будто не понимаете ничего. Вы играете моими чувствами к вам. Вас забавляет, когда ваши слова причиняют мне боль. Вы развлечения ради кружите мне голову, не гоните и не зовете, позволяете мне быть у ваших ног и постоянно твердите: «Не забывайтесь. Что это вы говорите?» Вы… вы жестокая кокетка, ваше величество.
— Вы снова забываетесь, — заметила королева.
— Да! Стоит мне только сказать правду, как вы отталкиваете меня, а если я молчу, тогда вы маните меня обратно. Зачем, за что вы издеваетесь надо мной?
Изабелла улыбалась. Ей нравилось, что ее так любят.
— Что же вы от меня хотите, господин де Рони-Шерье?
— Я или умру, или не буду вашим бесправным фаворитом! Мое сердце может быть разбито, но оно не станет игрушкой.
— Никто не играет вашим сердцем.
Он с надеждой вгляделся в ее лицо.
— Ваше величество, — молил граф. — Только скажите мне правду. Что я для вас?
— Правду? Прекрасно. Так слушайте же, бесправнейший из фаворитов, ибо правда в том, что я люблю вас.
Он ахнул и умолк, не находя слов, чтобы выразить восторг.
— Да вы, кажется, не рады. Или рады?
Королева, не теряя самообладания, подошла к ошеломленному молодому человеку и посмотрела ему прямо в глаза.
— Изабелла… — прошептал он блаженно.
— Да, Антуан… — в тон ему проговорила королева, улыбаясь уголками нежных губ. В страстных объятиях смешался атлас ее платья с бархатом его камзола, завершившись поцелуем, долгим и нежным, как их чистая любовь. Теперь графу грех было жаловаться. Его мечта сбылась.
Изабелла сдержала слово и пригласила Орсини во дворец. Она отыскала новый способ досадить наглецу. Хотя ничто не мешало ей принять его немедленно, она заставила его прождать в общем зале, где толпились просители, более часа. Лишь когда Орсини стал явно порываться уйти, она велела впустить его. Так что молодой человек вошел в ее кабинет, преисполненный благородного негодования. Ее слова не улучшили его настроения.
— Вот что, мэтр Орсини, — заявила королева, высокомерно поглядывая на юношу, — мы великодушно подыскали вам место. Вы, как будто, желали служить своей королеве? Рассмотрев вашу просьбу, мы решили назначить вас помощником писаря. Однако же вы должны помнить об ответственности, которая ложится на ваши плечи. Возьмите же патент, и можете идти. Завтра вы приступите к своим обязанностям.
Ниже должности при дворе при всем желании было не найти. Разве что прислуга и лакеи.
— Благодарю ваше величество, — ответил оскорбленный сын колбасника, — но я не могу принять ваше «великодушное» предложение.
— Отчего же, сударь? Оно вас не устраивает?
Орсини сильно побледнел.
— Я думаю, ваше величество, что мог бы справиться и с работой более важной и полезной. По-моему, должность помощника писаря — это слишком мало даже для начала.
Откровенная дерзость и невежливость его ответа поразила юную королеву.
— Вот вы как полагаете? Не много ли вы на себя берете, мэтр Орсини? Вы просто дурно воспитаны и грубы.
— А с вашей стороны не грубость ли оскорблять честного человека насмешками! — не удержавшись вскричал Орсини.
— А вы наглец, — спокойно отметила Изабелла.
— У меня лишь есть гордость, — возразил он.
«Больше ее у тебя не будет», — подумала Изабелла, вызывая звонком колокольчика стражу. Она приоткрыла дверь, не обращая внимание на остолбеневшего Орсини. Несколько вооруженных гвардейцев, принадлежащих к ее личной охране, вбежали в кабинет и схватили юношу. Он попытался высвободиться, но это было бесполезно.
— В тюрьму наглеца, — приказала королева, освобождая страже дорогу. Несколько мгновений она наблюдала за ними, но когда молодого человека уже уводили, она вдруг спохватилась.
