Алекс Айнгорн - Сердце и корона
— Ты думаешь? — недоверчиво спросил Орсини. — Сюрпризы бывают разные. Какие обычно преподносит ее величество Изабелла Аквитанская?
— Не знаю. Она же женщина. А кто может наверняка сказать, что на уме у прелестной молодой женщины?
— Прелестной? — брови Орсини медленно поползли вверх. — Кстати, ты куда-то шел… Я не задерживаю тебя?
— М-м… Нет. Я шел к королеве, с докладом. Но я пришел слишком рано.
— Вот оно что! О чем же ты будешь докладывать? — насмешливо спросил Орсини.
— Да я пока не знаю, — Рони-Шерье смущенно улыбнулся. Но краска, ярким пятном запылавшая на его щеках, выдала его.
— Дорогой Антуан, должно быть, ты еще новичок при дворе. Тебя еще не научили искусно лгать. Кто мог подумать! Кротчайший граф де Рони-Шерье, скромный провинциал, — фаворит самой королевы! У меня нет слов! Потрясающе! — смеялся Орсини.
— Эжен, перестань, ради всего святого, — с досадой взмолился граф.
— Что это пришло тебе в голову? Если б это было так… То есть, ты ошибаешься, и мне неприятно слышать, как ты говоришь о ней.
— Что-что? Бедняга Антуан! Ты краснеешь, как девушка. Последний раз ты так краснел, когда тебе было пятнадцать лет, и моя сестра Элизабет попыталась объясниться тебе в любви. Как, ты не помнишь этой душераздирающей сцены? Выходит, ты окончательно увяз. Я прав?
— Похоже на то, — смущенно пробормотал Рони-Шерье.
— И есть с чем поздравить?
Рони-Шерье, пряча глаза, улыбнулся.
— Я люблю ее.
— А она? — полюбопытствовал Орсини. — Она-то тебя любит?
— Она? Она — королева.
— И что с того? Она же женщина.
— Она ничем не возвышает меня над остальными.
— Неужели, Антуан? Ты идешь в кабинет королевы, не ждешь в приемной, где, кстати, кто-то не первый час ожидает аудиенции, и пытаешься убедить меня, что терпишь любовную неудачу?
— Королева относится ко мне дружески, и только. Так, как и к другим, не лучше, — запротестовал Антуан.
— Эх, Антуан, вижу по твоим глазам, что королева не мраморная статуя. Впрочем… Ты прав, она — королева, от нее можно ожидать всякого. Лучше я пойду, не то если ее величество узнает, что я задержал ее любимца, меня уж точно повесят. Прощай!
Поднявшись по крутым ступеням на третий этаж гостиницы, в которой он остановился, Орсини толкнул дверь из потемневшего от времени дерева, и вошел в свою тесную комнатку. Улыбка, расцветшая на его некрасивом худом лице после встречи с Антуаном, медленно сползла, уступая место выражению горечи и отчаяния. Он бросился ничком на жесткую койку. Что теперь? Он уныло пересчитал монеты в кармане. Тридцать су. Если сегодня никуда не выходить, хватит на то, что бы завтра пообедать. А за комнату заплачено только до завтра, потом его выкинут на улицу. Как ему жить дальше, на что? Куда ему податься? Кто захочет взять его к себе без рекомендаций, без связей? Никто. Там, в Этьенне, он всегда заработал бы себе на кусок хлеба. Пусть не головой. Пусть нанялся бы на поденную работу, как бывало раньше. Или можно попытаться поискать место гувернера в какой-нибудь небогатой семье. Не в столице, конечно. А у какого-нибудь деревенского помещика. Но чтобы явиться просить места, нужно хотя бы выглядеть прилично, а последний костюм уже протирается на локтях. Он устало прикрыл глаза. Только не возвращаться домой. Только не домой. Он умрет от стыда, если вернется к ним так. А мать и сестра сживут его со свету. Мадлен осталась без приданого, семья в бедности… Что будет, если после всех этих лет в дорогом коллеже он вернется ни с чем, без денег и без будущего? Он сжал зубы, напоминая себе, что, в конце концов, это были его деньги, завещанные ему, а не Мадлен, и нечего себя корить. Это и было бы справедливо, твердил внутренний голос, если бы он достиг чего-то. А он выучился, проработал три месяца у полного ничтожества и остался на улице. Его поход во дворец был скорее жестом отчаяния, чем наглостью. Он не надеялся на милость. Слишком явным было презрение в глазах королевы. Она вообще не видела в нем человека. Она видела перед собой зарвавшегося нищего провинциала. Он горько улыбнулся своим мыслям. Ранним утром следующего дня он вышел из дома в холщовых брюках и потертой безрукавке, и уже к вечеру он носил тяжелые мешки с песком вместе с другими рабочими, строившими отель д’Арден.
Несколько дней спустя Изабелла вспомнила о нем. Воспоминание о его дерзкой непочтительности заставило ее вызвать секретаря и продиктовать ему письмо. Лакею она дала адрес, оставленный Орсини. Письмо вышло жестким, даже грубым. Орсини читал его, покрываясь красными пятнами от ярости и обиды. «Мэтр Орсини! — перечитал он заново. — Ее величество изволили уведомить вас, что ваша просьба невыполнима, поскольку ни ваше происхождение, ни ваше образование, ни иные ваши качества не позволят вам достойно служить вашей королеве. Позвольте советовать вам не тратить время попусту и найти себе занятие, к которому вы способны. Изабелла Аквитанская, королева».
Орсини пришел в бешенство, письмо и его презрительный, насмешливый тон уязвили его до глубины души. «Да, я плебей! — воскликнул он, яростно сминая ни в чем не повинный листок и швырнув его на пол, — но что смешного в моей просьбе? Что я сделал такого, чтобы заслужить подобный ответ? Ее величество изволили уведомить! Она издевается! Почему?! Почему она, глупая своенравная девчонка, имеет все, а я должен выносить унижения и насмешки? Почему?»
Он не ошибался. Изабелла не удержалась от искушения посмеяться над ним, отправив сыну колбасника письмо, формой достойное дворянина, но с содержанием глубоко унизительным. Она хотела дать ему понять несоответствие между его положением и его притязаниями.
Он понял. Затаив бессильную ярость, он остался в столице, обещая себе, что его час еще настанет.
Вскоре Изабелле пришлось проводить своего брата в дальнюю дорогу. Он был ближайшим наследником короля Роланда, и теперь старый король скончался. Кончилось детство и беззаботная юность Оливье, как незадолго кончилась свобода юной Изабеллы.
— Теперь мы достойные брат и сестра, — печально вздохнула Изабелла, обнимая его на прощание. — Ты король, а я королева. Наши детские годы остались позади. Никогда больше не будет, как раньше. Никогда.
— Милая Изабелла, все у нас будет хорошо.
— Королей всегда ждут одни лишь несчастья, завистники, заговоры, войны. Нам не узнать ни свободы, ни семейного счастья.
Он промолчал. Все знали, что он давно влюблен в Анну де Принн, красавицу-герцогиню, богатую, высокородную молодую вдову. Но не королеву и не принцессу. Он уезжал, а она оставалась при дворе Изабеллы.
— Ты будешь писать мне, Оливье? Не только как король. Как мой брат.
