Серж Голон - Анжелика и ее любовь
Однако это объяснение не убедило Анжелику. Методы достойного ларошельца показались ей неточными и небесспорными. А вот море и впрямь отличалось от Средиземного, впрочем, это не море, это океан, а она не раз слышала рассказы матросов о страшных бурях, которые обрушивались на их суда уже в Бискайском заливе. Кроме того, говорят, что в некоторые времена года может быть очень холодно даже у Азорских островов.
– Да посмотрите же, какая тут вода – точно молоко, – настаивал Ле Галль.
– А вы заметили утром, каким перламутровым стало небо? Это северное небо – я вам ручаюсь! А какой тут туман! Густой, будто снег. Во время равноденствия этот путь чрезвычайно опасен, и ловцы трески в эти дни никогда им не ходят. А вот мы почему-то выбрали именно его. Спаси и сохрани нас, Боже!..
В голосе Ле Галля зазвучали похоронные нотки. Однако Анжелика напрасно таращила глаза – она не видела никакого тумана, только на северо-западе белое небо почти сливалось с морем, и их разделяла только едва различимая, красноватая линия горизонта.
– Буря и туман будут нынче ночью.., или завтра, – угрюмо закончил Ле Галль.
Положительно, он все хочет видеть в черном цвете! Для бывалого моряка он слишком уж легко растерялся перед этими пустынными просторами, на которых за все время пути им не встретился ни один корабль. Изо дня в день одно и то же: ни единого паруса, насколько хватает глаз. Пассажиры находили такое однообразие чрезмерным, а Анжелика радовалась. Собственный горький опыт научил ее, что встреч на море надо опасаться. Вид океана с его могучими, бесконечно длинными, казалось, вздымающимися из бездонной пучины валами не надоедал ей. К тому же, она не была подвержена морской болезни, от которой страдали в начале пути большинство ее спутниц.
Теперь из-за холода они перестали выходить из твиндека. Уже два дня матросы приносили им туда разрисованные каким-то варварским орнаментом глиняные горшки с отверстиями сверху и сбоку, наполненные раскаленными углями. Благодаря этим необычным жаровням или скорее примитивным маленьким печкам на нижней палубе было довольно тепло и сухо; а по вечерам пассажиры получали для освещения толстые сальные свечи. Даже менее любознательные люди, чем ларошельцы, и те не могли бы не заинтересоваться столь необычной системой обогрева.
Каждый из эмигрантов-мужчин высказал о ней свое мнение.
– Во всяком случае, это куда менее опасно, чем открытые жаровни. Интересно, откуда взялись эти диковинные глиняные горшки?
Анжелика вдруг вспомнила слова Никола Перро: «Когда мы войдем в зону льдов, вам сюда принесут жаровни».
– Но разве вблизи Азорских островов могут быть льды? – воскликнула она.
И тут же услыхала насмешливый голос:
– А где вы здесь видите льды, госпожа Анжелика?
К ней приближались Маниго, Берн и владелец бумажной фабрики Мерсело. Они закутались в плащи, а шляпы надвинули до самых глаз, и поскольку все трое были мужчины рослые и широкоплечие, их можно было легко спутать друг с другом.
– Действительно холодновато, тут я с вами согласен, – продолжал Маниго, – однако зима уже не за горами и, к тому же, бури равноденствия всегда охлаждают воздух в окрестностях.
Ле Галль пробурчал:
– И все-таки здешние, как вы, сударь, выразились «окрестности» выглядят как-то чудно.
– Ты опасаешься бури?
– Я опасаюсь всего!
И он добавил со страхом:
– Посмотрите… Да посмотрите же… Ведь это похоже на конец света!
Сейчас на поверхности океана не было заметно ни малейшего волнения, но она пузырилась, точно кипящая в котле вода. Красное солнце неожиданно вырвалось из-за облаков и разлило по небу, дотоле абсолютно белому, сияние цвета расплавленной меди. Дневное светило вдруг сделалось огромным, подавляя своим гигантским размером даже океан, потом стремительно скрылось за горизонтом, и почти тотчас все вокруг на мгновение окрасилось в зеленый цвет, после чего погрузилось в черноту.
– Море Тьмы, – вздохнул Ле Галль. – Так в старину его называли викинги.
– Просто красивый закат, – сказал Мерсело. – Что вы в нем увидели странного?
Но Анжелика поняла, что его тоже поразила необычность происходящего. Мрак, бывший поначалу столь густым, что пассажиры перестали видеть друг друга, начал рассеиваться, уступая место вечерним сумеркам. Внезапно опять стало видно все, вплоть до горизонта, но теперь корабль, казалось, очутился в некоем безжизненном мире, где не могли возродиться ни цвета, ни тепло.
– Вот это и называется полярной ночью, – проговорил Ле Галль.
– Полярной? Ну ты и скажешь! – воскликнул Маниго.
Его громовой хохот прозвучал в тишине, как святотатство; он это почувствовал и быстро оборвал его, а затем, чтобы скрыть смущение, посмотрел вверх, на обвисшие паруса.
– На этом корабле-призраке не матросы, а жеребцы стоялые! Только и знают, что лодырничать!
В этот миг, как будто они только и ждали этого высказывания, из всех закоулков на палубу высыпали матросы.
Марсовые вскарабкались вверх по вантам и начали перелезать с них на реи. По своему обыкновению, они работали почти бесшумно, и вид этих беззвучно снующих в вышине неясных теней еще более усугублял ощущение необычности того, что творилось вокруг.
«Сегодня вечером или ночью что-то должно произойти», – подумала Анжелика и прижала руку к груди, словно ей не хватало воздуха. Мэтр Берн стоял рядом с нею, однако она сомневалась, что он будет в силах ей помочь.
С юта послышался голос капитана Язона, отдававшего приказания по-английски.
Маниго облегченно фыркнул.
– Кстати, вы сейчас говорили об Азорских островах. Ты, Ле Галль, плавал больше моего, ну так вот, можешь ли ты мне сказать, когда мы до них дойдем? Мне хочется поскорее узнать, получили ли мои португальские корреспонденты те суммы, что я перевел им с Берега пряностей?
Он похлопал по карманам своей просторной суконной куртки.
– Когда я получу мои денежки, я смогу наконец дать отпор этому наглому пиратскому главарю. Сейчас он держится с нами, как с какими-нибудь нищими. Мы должны чуть ли не руки ему целовать! Но вот увидите – в Карибском море все будет иначе. Там он уже не будет самым сильным.
– В Карибском море хозяева – пираты, – процедил сквозь зубы Берн.
– А вот и нет, мой дорогой. Хозяева там – работорговцы. Я уже теперь занимаю среди них весьма недурное положение. А когда возьму дело в свои руки, то рассчитываю заполучить монополию на торговлю рабами. Много ли проку от судна, которое просто перевозит из Вест-Индии в Европу табак и сахар, не заходя на обратном пути в Африку и не набивая там трюмы рабами? А корабль, на котором мы плывем, не невольничье судно. Если бы он перевозил негров, то был бы снаряжен иначе. И потом, недавно я как бы по ошибке забрел в трюмы, и смотрите, что я там нашел.
