Серж Голон - Анжелика и ее любовь
Анжелика снова пошла к доброму Никола Перро, единственному приветливому человеку на судне, и поведала ему о бедах пассажиров. Канадец успокоил ее и посоветовал выполнить распоряжение боцмана; к тому же, Эриксон только повторяет приказ самого Рескатора.
– На «Голдсборо» сейчас слишком много едоков для того запаса провизии, который мы взяли на борт, поэтому теперь придется установить строгие нормы довольствия. У нас пока еще осталось немного живого скота: две свиньи, коза и корова. Их берегут на тот случай, если на судне появятся больные. И капитан решил открыть бочки с квашеной капустой – он возит ее с собой повсюду. Он утверждает, что квашеная капуста – верное средство для предотвращения цинги, и, ей-Богу, он прав – я уже дважды переплывал с ним океан и за все время в команде не было ни одного тяжелого больного. Надо растолковать вашим друзьям, что они должны есть немного капусты каждый день. Этот приказ обязателен для всех. Тех, кто упирается, сажают в трюм, за решетку, а там уж в них, пожалуй, впихнут их порцию капусты насильно, точно гусям на откорме.
На следующий день боцману был оказан гораздо лучший прием. Он придирчиво следил за тем, как пассажиры едят капусту, и его холодные голубые глазки, глядящие с красной, как ветчина, физиономии бегали и вращались самым диковинным образом.
– Я все больше склонен думать, что меня забросило в реку подземного царства, – заметил Мерсело, смотревший на вещи с юмором, в котором проявлялась его немалая начитанность. – Взгляните хотя бы на это существо, словно извергнутое из глубин ада… Конечно, в портах каких только субъектов не встретишь, но мне еще ни разу не приходилось видеть, чтобы столько подозрительных личностей собралось на одном корабле. Вы привели нас в, донельзя любопытную компанию, госпожа Анжелика…
Анжелика, сидя на пушечном лафете, уговаривала Онорину и других малышей, которых она собрала вокруг себя, проглотить немного кислой капусты.
– Вы птенчики в своем гнездышке, – говорила она им. – Птенчики, откройте клювики!
Всякий раз, когда ее друзья начинали поносить «Голдсборо», его капитана и команду, Анжелика чувствовала, что они в какой-то мере обвиняют также и ее, да она и сама ощущала себя виноватой. Но, видит Бог, у нее не было выбора.
Она ответила:
– Полноте! Неужели вы полагаете, что Ноев ковчег представлял собой менее любопытное зрелище, чем наш корабль? Однако Господу оно было угодно…
– Это сравнение дает пищу для размышлений, – серьезно сказал пастор Бокер, подперев ладонью подбородок. – Если бы на землю вновь обрушился потоп, были бы мы, плывущие на этом судне, сочтены достойными возродить человечество и снова заключить с Господом завет?
– Вряд ли это было бы возможно с такой шайкой висельников, – проворчал Маниго. – Если как следует к ним присмотреться, сразу заметишь, что у каждого из них на щиколотках рубцы от кандалов.
Анжелика не осмелилась ничего ему возразить, потому что в глубине души думала так же. Можно было с полным основанием предположить, что наиболее верных членов своего экипажа бывший средиземноморский пират набрал именно из беглых галерных рабов. У всех разномастных и разноязыких матросов «Голдсборо», чей смех и странные песни иногда по вечерам слышались из кубрика, в глазах было совершенно особое выражение, которое среди пассажиров могла понять одна только Анжелика. Такое выражение глаз бывает у тех, кому привелось томиться в неволе, в цепях, и для кого земля отныне всегда будет недостаточно велика, а море – недостаточно просторно. Они возвращаются в мир, так долго бывший для них запретным, с опасливым чувством, что не имеют на это права, и со страхом вновь потерять свое отвоеванное сокровище – свободу.
– Скажите, боцман, зачем вы пристаете к нам с этой немецкой капустой? – спросил Ле Галль. – Сейчас мы должны находиться примерно на широте Азорских островов, где можно купить апельсины и другую свежую пищу.
Боцман искоса взглянул на него и пожал плечами.
– Он не понял, – сказал Маниго.
– Он все отлично понял, – не согласился Ле Галль, провожая взглядом коротышку-боцмана в великаньих сапогах, который поднимался по трапу вслед за матросами, уносившими пустые котлы.
Через день Анжелика, прогуливаясь по баку, заметила, что Ле Галль занимается какими-то таинственными расчетами, используя при этом карманные часы и компас. При появлении Анжелики он вздрогнул и спрятал эти предметы под своей клеенчатой рыбацкой накидкой.
– Вы мне не доверяете? – спросила Анжелика. – Но ведь я совершенно не способна понять, что вы тут замышляете наедине с вашими часами и компасом.
– Нет, госпожа Анжелика, вам я доверяю. Просто я подумал, что это подошел кто-то из команды. Вы ходите так же, как они, – бесшумно. Шагов совсем не слышно, и вдруг глядь – а вы уже рядом. Даже становится немного не по себе. Ну ничего, раз это вы, то не о чем беспокоиться.
Он понизил голос:
– Там, на грот-мачте, на марсеnote 10, сидит матрос и наблюдает за мной с высоты, но это ничего. Ему все равно не понять, что я делаю. А все остальные, кроме рулевого, сейчас ужинают. Море нынче вечером спокойно, хотя это, может статься, и ненадолго, но странное дело – вокруг совсем не видно других судов. И я воспользовался затишьем, чтобы попытаться наконец определить наши координаты.
– Мы очень далеко от Азорских островов?
Ле Галль устремил на нее насмешливый взгляд.
– Вот именно! Не знаю, обратили ли вы внимание, что на днях боцман ничего мне не ответил, когда я спросил его об Азорских островах. А между тем, если мы плывем в Вест-Индию, то Азорские острова должны быть как раз на нашем пути. Я бы не удивился, даже если бы корабль прошел мимо острова Вознесения, что свидетельствовало бы о том, что мы держим курс прямо на юг. Но идти, как идем мы, прямо на запад – это весьма странный путь для тех, кто хочет попасть на Большие Антильские или другие тропические острова!..
Анжелика спросила Ле Галля, как ему удалось установить это без таблиц долготы и поясного времени, а также без секстанта и хронометра.
– Я просто засек время, когда на борту бьют склянки полуденной смены вахты. Это и есть астрономический полдень – я в этом уверен, потому что, проводя корабль через пролив под Ла-Рошелью, мельком посмотрел на оборудование капитанского мостика. И знаете – приборы там просто великолепные. Есть все, что нужно. Так что я убежден: склянки здесь бьют ровно в полдень. С курса здешние моряки не собьются. Я сверяю корабельные склянки со своими часами, которые все еще показывают ларошельское время. Ну так вот, знания астрономического времени, моих часов, компаса, а также положения солнца при прохождении зенита и при заходе мне вполне хватило, чтобы определить, что мы идем «северным путем», путем ловцов трески и китобоев. Сам я никогда по нему не ходил, но могу его узнать. Да вы только взгляните на море – оно совершенно изменилось!
