Вивьен Воган - В сетях обмана и любви
– У меня есть дети.
– Братья и сестра. А я имею в виду наших собственных детей.
– Наших собственных…
Молли молчала довольно долгое время, а когда она заговорила, Рубел расслышал боль в ее голосе.
– Я не хотела бы обсуждать это сейчас, Клитус. У меня был тяжелый день.
– Я знаю, Молли. Я понимаю тебя, как никто другой. Я тоже испытал все это.
Веревки качелей скрипнули в наступившей тишине. Наконец, снова послышался голос Клитуса.
– Ты представляешь, ведь это первый вечер, когда мы с тобой остались наедине, вдвоем, без детей, ноющих, плачущих…
Скрип вдруг прекратился.
– Клитус! – в голосе Молли послышалось возражение, затем Рубел услышал шелест одежды, заглушивший голос Клитуса.
Рубел отступил назад, думая, почему губы Молли кажутся ему такими сладкими?
– Мне нравится, что этот парень, Джаррет, оказался здесь, в Блек-Хауз. Он дает нам возможность побыть наедине…
– Клитус, не сегодня.
Послышался вздох.
– Хорошо. Я понял. У тебя был тяжелый день. Почему бы тебе не пойти спать, а утром встать, надеть свое самое красивое платье и позволить мне отвести тебя на службу в церковь?
– Мы возьмем с собой детей?
Снова послышался вздох.
– Молли, речь идет о тебе, а не обо всех твоих домочадцах. Я женюсь на тебе, понимаешь? Позволь Шугар взять детей с собой в церковь. Цветные любят, когда маленькие белые дети посещают службы чернокожих.
Снова послышался скрип, на этот раз вызванный шагами по крыльцу. Рубел понял, Молли направилась к двери. Он быстро спрятался в тень холла, но она остановилась перед дверью. Свет луны падал на крыльцо и пробивался сквозь щели дверных досок. Рубел вообразил лунные блики на ее лице, блестящие темные волосы, не уложенные тугими косами вокруг головы, а распущенные, свободно развевающиеся от вечернего ветерка, как в ту ночь… их ночь… в ночь, когда он…
– Тебе лучше идти, Клитус, – сказала она. – Уже поздно.
Веревочные качели снова скрипнули, потом опять заскрипели ступеньки крыльца под тяжестью шагов. Сминаемая руками, зашелестела одежда. Рубел пытался не представлять, что там происходит. Но он знал, что сам сделал бы вместо того, чтобы сказать Молли «спокойной ночи». Подчиняясь мгновенному сумасшедшему импульсу, Рубел толкнул дверь. Пронзительный скрип нарушил тишину. Клитус отстранился от Молли. Даже при лунном свете Рубел не смог понять по выражению их лиц, целовал ли ее Клитус.
Если бы он был сейчас на его месте, это наверняка можно было бы определить без труда. Он целовал бы ее так крепко, что самая чопорная старая дева в городе заметила бы следы его поцелуев.
Молли уставилась на Джубела, остолбенев.
– Мистер Джаррет… ах, мы как раз с Клитусом желали друг другу спокойной ночи.
– Извините, я не хотел вам помешать.
Новая ложь. Они оба это, конечно, поняли.
Клитус подхватил пальто и шляпу с одного из кресел-качалок.
– Я уже собирался уходить. Уверен, ты изменишь свое решение насчет церкви, Молли.
– Не на твоих условиях.
Раздраженный, Клитус протянул Рубелу руку, словно говоря пожатием: «Женщины, кто их поймет?» Молли не двигалась с места, пока Клитус не прошел по тропинке за открытые ворота. Рубел спустился с крыльца и сел на качели, окруженные с двух сторон изгородью из цветущей жимолости, а с третьей – стеной дома. Свет лампы струился из окон гостиной, падая на его колени. Когда Клитус отошел достаточно далеко, он посоветовал:
– Не стоит так беспокоиться.
Она посмотрела на него как-то неистово. Даже в тусклом свете Рубел мог увидеть, что она рассердилась. «Обиделась на меня», – подумал он. Ни слова не говоря, Молли поднялась на крыльцо и резко дернула ручку входной двери.
– Как насчет того, чтобы встать завтра пораньше и сходить с детьми в церковь? – голос у него был тихим, но она, тем не менее, вздрогнула.
– Вы подслушивали.
– Я случайно услышал.
Ее голос исказился от злости и сильной боли. Рубел почувствовал острую жалость. Он хотел бы обнять ее, успокоить…
– Вы слишком много нечаянно услышали сегодня, – сказала она. – Возможно, вы уже сожалеете, что остались в Блек-Хауз.
– А вы, возможно, сожалеете, что разрешили мне остаться, – добавил Рубел, давая понять, что хорошо уяснил себе ее отношение к нему.
Она повернулась к Рубелу. Признательность была написана на ее лице.
– Спокойной ночи, мистер Джаррет.
– Молли, – позвал он.
Она остановилась на пороге, держась за дверь.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Какой вопрос?
– Насчет церкви.
– Нет.
– Почему – нет? Это не ответ! Вы не хотите идти?
– Да, я не хочу идти.
– Это понравилось бы детям.
– Зато стало бы мукой для меня.
– Я пойду с вами.
– Вы не понимаете и половины того, о чем говорите.
– Объясните мне в таком случае.
Молли переступила порог.
– Это не ваше дело, но сплетники в этом городе думают, что я не лучше, чем… чем… – в ярости выкрикнула она ему в лицо грубое слово.
Его руки аж заныли от желания прижать ее к себе. Он закрыл глаза, стараясь побороть охватившее его волнение – от ее боли и уязвленности. Он понимал, что, возможно, он сам был причиной сплетен.
– Тогда давайте докажем, что они ошибаются, – потребовал Рубел. – Нам нечего бояться, Молли. Мы пойдем в церковь!
Глава 4
Молли долго не спала в ту ночь, вспоминая все события, произошедшие за день, наиболее значительным из которых был визит Йолы Юнг, а наиболее волнующим, однако, стало появление Джубела Джаррета. Он перевернул в Блек-Хауз все вверх дном.
Вилли Джо и Малыш-Сэм отыскали в нем нового приятеля по играм, Тревис обрел противника, Линди, вдруг оказавшаяся чересчур смелой, очевидно, видела в нем возможного поклонника, Клитус нашел собеседника.
А она сама? Сердечную боль, вот что он принес ей! Джубел Джаррет был болезненным напоминанием о самой большой ошибке, которую она когда-либо совершила в жизни. Прошел уже целый год со времени ее неблагоразумного поступка, связанного с его братом, а она все еще краснела при мысли о Рубеле. Она чувствовала тогда приятное возбуждение от плавного кружения по гостиной в его объятиях во время танца – в объятиях самого красивого мужчины из всех, кого она когда-либо видела. Ей до сих пор становилось жарко, когда она вспоминала его глаза, как бы привязанные к ней. Задерживаясь на губах, они ласкали ее лицо выразительными, чувственными взглядами. Он пожирал ее своими глазами задолго до того, как они убежали из битком набитой гостиной и в сторожке, обнявшись, прижались друг к другу пульсирующими телами, опустившись на сено и окончательно запутавшись в сплетении рук.
