Дебора Джонс - Под небом Италии
– Таков уж брат. Если кому-то дарит верность, то это навеки. Но по поводу Кристиано я с тобой согласен. Мы с ним не любим друг друга.
– Вся его любовь принадлежит Бельдану, – проговорила Франческа. – Могу подтвердить, что Кристиано не подарок, но он так же верен господину, как господин ему.
– Ты права. – Ги разгладил неверной рукой простыню. – Если потребуется, он, не задумываясь, умрет за Бельдана. Но где мой брат? Наверное, давно ускакал во Флоренцию?
– Точнее, ускакал в замок. Он был здесь с тобой все это время. А сейчас отправился за падре Гаской.
– Ты хочешь сказать, что он на целых три недели оставил свою обожаемую армию?
– Никак не мог до нее добраться. Сир де Кюси послал ему вдогонку некоего Симона Мальвиля. – Графиня потупилась. – Он, слава Богу, уехал, но французы продолжают прочесывать округу. Поговаривают, что главные силы де Кюси движутся в направлении Тосканы, но пока еще не дошли. Еще говорят, что на юге не все ладно в рядах Карла Анжуйского. Он разбил лагерь под Бари, но это все, что удалось узнать. Соглядатаи Бельдана утверждают, что де Кюси идет в Тоскану, чтобы обеспечить армию провизией, а потом повернет на юг, чтобы удовлетворить требования Карла.
– Это рассказал тебе брат? – довольно вздохнул Ги. – Бельдан говорит о стратегии – своей и противника – только с тем, кому доверяет. Вижу, вы подружились, пока я спал.
Что-то в его тоне встревожило Франческу.
– Вряд ли, – поспешно возразила она. – Бельдан разговаривает со мной только потому, что больше не с кем. Мальвиль по-прежнему перекрывает дороги. Думаю, рыцарь намерен ускользнуть, когда начнется заваруха. Но Мальвиль не отступится: на выкуп за Бельдана можно долгое время содержать армию де Кюси.
– Дело не в выкупе, – поправил ее Ги. – Здесь личная вражда.
Франческа вспомнила, с какой холодной ненавистью француз вспоминал Бельдана. Ей стало интересно, но раненый больше не проронил ни слова. Его взгляд просветлел.
– Скоро праздник, – проговорил он. – Помнишь, как нам было весело во время ярмарок в Сант-Урбано?
– Ели, пили, танцевали и попадали в неприятности, – рассмеялась графиня.
– Разве это неприятности? – отозвался Ги. – Вот Оливер влип так влип: съел все отборные груши твоей матери.
– Насколько я помню, съел не он, а ты, хотя наказали его. Ты вообще был везунчиком. А в тот день проявил настоящее мастерство. Мать приготовила груши на варенье, а ты сумел свалить все на Оливера.
– Так это он их нашел, – продолжал подстрекать ее Ги. – И напрасно рассказал мне о них.
– Он не стал бы оправдываться ни перед отцом, ни перед матерью. – Франческа отвела взгляд. Ее руки без движения лежали на коленях. – Оливер предпочел розгу предательству друга.
– Точно как Бельдан, – пробормотал Ги. Его глаза затуманились печалью. – Они всегда были похожи. Ах, Франческа, вот ведь как повернулась жизнь. Ты была предназначена мне, а я тебе. Хотел стать твоим великим рыцарем, вечным кавалером. Убить для тебя всех драконов на свете, а потом исполнять серенады.
– Так ты и стал великим рыцарем, – твердо проговорила она. – Бельведер – не такое захолустье, чтобы мы не слышали о твоих победах.
– Вы слышали о победах Бельдана, – горько возразил ей Ги. – Мое имя упоминают только потому, что я его брат. – Он внезапно повеселел. – Как поживает твоя матушка? Расскажи мне о леди Бланш.
Франческа и в самом деле чуть было не начала рассказывать. Ей так хотелось с ним поделиться! Рассказать, что мать почти не выходит из комнаты, что пьет слишком много вина, что убивает себя воспоминаниями и угрызениями совести. Фразы уже сложились в ее голове, и она открыла рот, чтобы их произнести, но взглянула на Ги. Он показался ей таким радостным, что графиня не решилась его огорчить. В конце концов, ему требовалась розовая ложь – он хотел услышать, что ничего здесь не изменилось. Она бы тоже хотела этого.
– С мамой все в порядке, – сказала она. – Немного устала и все больше времени проводит в своих покоях. А так все хорошо. По-прежнему красива. Спрашивала о тебе.
Франческа умело переплетала правду и ложь и дарила Ги тот Бельведер, который он помнил. Она заметила, что он не спросил ни о Луке, ни о Марко, ни о Пьеро II, хотя был близок с ними не меньше, чем с Оливером. И тоже промолчала. Они говорили только о живых. «Ги пока слаб, – думала она, – у него еще будет время узнать обо всем». А сейчас она следила за каждым своим словом: пусть он улыбается и будет счастлив подле нее.
– Уже поздно, – внезапно спохватилась она, заметив, что колба песочных часов почти опустела. – Что-то задержало Бельдана. Он уже должен был вернуться с падре Гаской.
– Может быть, понял, что мне хочется побыть с тобой наедине?
– Если бы это было так, он прирос бы к этому месту, и даже инквизиция не сдвинула бы его отсюда. Боюсь, твой брат полагает, что я оказываю на тебя дурное влияние.
– В таком случае ты не знаешь Бельдана. О Дуччи-Монтальдо он всегда говорил только хорошее. – Ги зевнул и потянулся. – Не помню такого прекрасного утра с тех пор, как уехал отсюда. А ты со своими цветами и травами стала почти легендой. Во всяком случае, по словам брата, который замечает подобные вещи. У вас так много общего. Странно, что вы не ладите. С тех пор как умерла Анна, он тоже стал интересоваться врачеванием.
– Ненавижу войну, – отрезала Франческа. – И не люблю людей, которые ее затевают. Я довольно видела смертей и мечтаю только об одном – чтобы вернулся Оливер, а я бы могла вести жизнь не хозяйки замка, а леди. – Она заставила себя остановиться, испугавшись, что ее искренность неуместна. Но Ги как будто понравилось то, что она сказала.
– Я тоже не люблю войн, – признался он. – И в этом мы с тобой не одиноки, потому что великий граф Джан Галеаццо Висконти тоже так считает. Мне рассказывали, что после битвы при Асти его тошнило всю ночь. С тех пор он не провел ни одного сражения и тем не менее сумел захватить и удерживает большую часть Ломбардии. Вот хороший пример того, что мозги важнее, чем мышцы.
Франческа попыталась улыбнуться, но он погладил ее по руке, когда она собралась его умыть. Ее насторожил блеск небесно-голубых глаз Ги.
– Ты создана быть женой. Дорогая...
Его пальцы коснулись ее потрескавшихся ладоней, и Франческа поспешно вскочила, будто бы для того, чтобы прихлопнуть воображаемую муху; ее второпях заколотые волосы рассыпались по белой тунике.
– Стоило получить рану, чтобы снова тебя увидеть, – прошептал Ги. – Не представляешь, как мне тебя недоставало.
«Как странно», – думала Франческа, все еще под впечатлением от его слов. Она же всегда знала, что он скажет именно это. Как знала и то, что Ги вернется и его прикосновение разожжет ее, как и прежде. Но почему-то на глаза Франчески наворачивались слезы. Наверное, потому, что он рядом, а ей больше всего хотелось бы оказаться в его объятиях и снова ощутить нежность его губ. И убедиться, что она и в этом права. Франческа очень удивилась, когда услышала собственный голос:
