Джил Лэндис - Приди, весна
Этот неожиданный жест так поразил Аннику, что она отвела взгляд от его рук и стала смотреть на его необычную куртку из оленьей кожи с капюшоном, сшитую, судя по всему, вручную, размышляя над тем, кто же не пожалел времени, чтобы сшить куртку точно по его фигуре. Куртка была оторочена каким-то мехом, мягким и пушистым, который хорошо защищал его от холода. Анника и сама была не прочь оказаться в такой же куртке. Капюшон куртки был поднят, и мех обрамлял его загорелое лицо. Щеки у него покраснели от ветра и холода, глаза казались более яркими, чем ей запомнилось. С такого близкого расстояния она смогла рассмотреть красивые загнутые кверху золотистые ресницы и подивилась тому, что у этого грубого дикаря ресницы, которым позавидовала бы любая женщина.
Она вздрогнула, потому что именно в этот момент он поднял голову и встретился с ней взглядом. Анника обнаружила, что смотрит прямо в его ясные голубые глаза. Осознав, что он отпустил ее руки, она стиснула их.
Он откашлялся.
– Простите за ваши руки. – Он начал снимать перчатки.
Это извинение удивило ее, но в целом ее отношение к нему не изменилось. Ей хотелось закричать на него, сказать, что, если он не хотел сделать ей больно, не следовало стаскивать ее с поезда, но, опасаясь, что ее жалобы разозлят его, она прикусила язык и просто кивнула. Он взял ее правую руку и надел на нее свою перчатку, осторожно натянув ее на все пальцы. Затем проделал то же самое с левой рукой.
– Почему ты не взяла с собой теплой одежды, Алиса? Разве у тебя нет подходящего пальто?
Не утруждая себя более протестами по поводу своего имени, Анника в отчаянии покачала головой.
– Нет пальто? Ха! Да у меня четыре превосходных пальто, и все они находятся в чемоданах, оставшихся в багажном вагоне. Если бы вы прислушались к тому, что я говорила вам в поезде, если бы поехали в Шайенн и выяснили, кто я на самом деле, вы бы знали, что у меня четыре чемодана и три чехла с одеждой, которую я взяла с собой к брату. Но нет, вы предпочли действовать как дикарь и стащить меня с поезда…
Она замолчала, увидев, как помрачнело его лицо. Он сдвинул брови и скрестил руки на широкой груди. Тихо, так что она с трудом смогла разобрать слова, он проговорил:
– Ты обещала, что не будешь жаловаться, если я не выброшу твою коробку с пуговицами.
Анника закрыла рот.
Несколько секунд Бак смотрел на нее, потом отвернулся. Анника спрашивала себя, неужели он окажется настолько жестоким, что все-таки выбросит ее коробку. Он подошел ко второму мулу, быстро отвязал какой-то узел и развернул его. Это оказалось толстое шерстяное одеяло. Подойдя снова к Аннике, он протянул ей одеяло.
– Завернись в него. Нам еще долго ехать, привал мы устроим не скоро.
С этими словами он направился к своей лошади, вскочил на нее, взял в руки поводья лошади, на которой ехала Анника, и двинулся вперед с той же головокружительной скоростью, что и раньше, даже не потрудившись оглянуться и проверить, успела ли Анника ухватиться за свою лошадь.
Анника попыталась поплотнее закутаться в одеяло, не упав при этом с лошади, и наконец ей удалось подоткнуть его под себя. После этого она изо всех сил вцепилась в луку. Она ездила верхом с двенадцати лет, но никогда таким необычным способом, когда она не контролировала собственную лошадь. Анника осознала, что именно утрата контроля бесит ее больше всего. Этот мужчина, этот Бак Скотт, распоряжался сейчас ее жизнью. Она ненавидела подобное положение вещей так же, как ненавидела самого Бака.
Бак продолжал погонять лошадей. Аннике стало ясно, что он хорошо знает местность. Он выбирал путь по каким-то ему одному известным приметам, и они взбирались все выше, оставляя позади широкие открытые равнины. Деревьев становилось все меньше, некоторые породы вообще перестали встречаться. Скоро их окружали лишь островерхие ели и осины. Воздух стал холоднее и суше. Анника была рада, что Бак Скотт дал ей одеяло, и, хотя она пыталась убедить себя, что это меньшее, что он мог сделать, она все же задавалась вопросом, не холодно ли ему без перчаток.
Кобыла под ней взмокла, и от ее спины валил пар. Лошадь тяжело, со всхрапами дышала, преодолевая подъем. Анника подумала было позвать Скотта, попросить его поберечь животных, но у нее стучали зубы, сводило челюсти и ныло все тело, и в общем-то ей было все равно, даже если бы кобыла упала под ней. Это по крайней мере приостановило бы их ненормальное путешествие.
Анника пропустила момент, когда лошади стали замедлять ход. Она задремала в седле и, вздрогнув, проснулась, когда Бак Скотт прокричал:
– Проснись, Алиса, или ты свалишься с лошади.
Она давно уже перестала поправлять его, говорить, что ее зовут не Алиса, но каждый раз при упоминании имени этой неизвестной Алисы у Анники возникало желание схватить ее за горло и задушить. А может, применить какую-нибудь изощренную пытку индейцев сиу. Анника никогда не обращала особого внимания на богатую коллекцию индейского оружия, имевшуюся у ее отца, но сейчас хотела, чтобы у нее под рукой было что-нибудь из этой коллекции.
Быстро темнело, все вокруг приобретало какой-то мрачный вид. Пока она дремала, солнце скрылось за горами и в ущельях и впадинах на склонах гор начала сгущаться тьма. Анника полагала, что они все еще двигаются на северо-запад, но теперь, когда солнце закатилось, не была в этом уверена. Кроме того, она вдруг осознала, что, по крайней мере в данный момент, у нее пропало желание сбежать от своего спутника. Она бы ни за что не нашла в такой темноте дорогу вниз, к подножию гор. По ее мнению, они и так уже заехали в никуда, и она не собиралась подвергать себя еще большей опасности.
Не обращая внимания на мужчину, ехавшего рядом с ней, Анника выпрямилась, решив не показывать ему, насколько она устала. Она попыталась вспомнить какой-нибудь роман, чтобы отвлечься от тягот их путешествия, но, к несчастью, в дороге она читала «Собор Парижской богоматери» Гюго. Она остановилась как раз на том, как Квазимодо унес Эсмеральду на колокольню, и потому поневоле начала сравнивать положение бедной цыганки со своим собственным.
Отвлечься от мучивших ее вопросов о том, куда везет ее Бак Скотт и что он намерен делать, и думать вместо этого о страшных сценах романа было не лучшим выходом. Анника исподтишка взглянула на Бака Скотта и отвернулась. Нет, в мыслях о горбуне не было ничего утешительного. Совсем ничего.
Она стала думать о своей семье. Прибыл ли поезд в Шайенн? И если да, то что сейчас делает Кейс? Она надеялась, что брат не стал сразу же, не попытавшись сначала разыскать ее, телеграфировать родителям и не заставил мать волноваться. Аналиса просто с ума сойдет от беспокойства. Анника знала, что мать очень тревожилась из-за решения дочери путешествовать в одиночку, хотя и старалась не показывать этого. Анника даже представить не могла, что с ней станет, когда она узнает о похищении дочери.
