Роксана Гедеон - Дыхание земли
Церкви были закрыты, и странный декадный культ Робеспьера по-прежнему официально сохранялся, но священникам и верующим уже разрешено было проводить богослужения в «помещениях, какие они смогут раздобыть». Воинствующих роялистов Бретани и Вандеи это, разумеется, не могло удовлетворить, но подобные решения ясно свидетельствовали о крене властей в правую сторону.
Террористы, выступившие 9 термидора против Робеспьера, были арестованы, и четверо из них – Барер, Билло-Варенн, Колло д'Эрбуа и старик Вадье – после недолгого судебного разбирательства отправлены на «сухую гильотину»: на каторгу в Гвиану. Зловещего Фукье-Тенвиля, общественного обвинителя при терроре, напротив, судили много месяцев, с соблюдением всех формальностей, которые сам он никогда не привык соблюдать. Благодаря его стараниям на гильотину были посланы тысячи невинных людей. Когда 6 мая 1795 года Фукье-Тенвиля и еще пятнадцать судей и присяжных везли к месту казни, собралась огромная толпа; каждый человек кричал, обращаясь к рябому свинцовогубому смертнику, сидящему на телеге: «Отдай мне моего мужа (сына, отца, брата)!» Фукье огрызался в ответ и твердил, что всем еще придется пожалеть о его смерти. Ходила мрачная легенда, что имя Фукье было внесено в тот бланк постановления о казни, который он сам подписал в бытность свою общественным обвинителем.
Травля террористов дошла до такой степени, что их уже убивали в тюрьмах, и местные власти не решались за них вступаться.
Голод в Париже усиливался с наступлением весны. Нормальным считался дневной рацион в одну четверть фунта. Люди, доведенные до отчаяния и истощения, уже вслух сожалели о том, что нет Робеспьера, и после нескольких мирных петиций и шествий утром 1 апреля 1795 года зазвучал набат – казалось, снова возвращаются обычаи и порядки прежних времен. Секции восстали, с легкостью захватили Конвент, требуя мер против голода и возобновления террора. Выступление было успокоено с помощью уговоров и обещаний да с помощью ареста нескольких депутатов-якобинцев, подстрекающих толпу к непрерывным мятежам. Но майское восстание санкюлотов было еще сильнее. Все Сент-Антуанское предместье двинулось на Конвент, навело на него пушки. Когда депутат Феро, пытающийся преградить санкюлотам вход в зал заседаний, стал на пороге, его убили и голову его подняли на пику – так, как это бывало раньше. Несколько долгих часов депутаты сидели, запертые в помещении и устрашаемые окровавленной головой своего коллеги. Только спустя два дня двадцатитысячная армия во главе с генералом Мену подавила восстание. Была создана военная комиссия, вынесшая 36 смертных приговоров. Аресту подверглись и несколько депутатов, так называемых последних монтаньяров, за то, что открыто примкнули к восставшим. Всех их ждала гильотина.
И через несколько дней, словно желая показать, что никакая сила не собьет его с дороги вправо, Конвент возвратил церкви верующим и аннулировал приговоры, вынесенные ранее Революционным трибуналом.
Политика «умиротворения» господствовала во всем. Видя крах своей идеологии, нынешние хозяева Франции искали выход и находили его в постепенном – о, очень постеленном! – и крайне осмотрительном возвращении к прошлому. На действия вандейцев смотрели сквозь пальцы и предпочитали удовлетворять их даже самые неприемлемые условия. Роялистским повстанцам нужно было выиграть время до высадки англичан и аристократов на побережье Бретани, и они с охотой продолжали переговоры. Демонстрируя свою добрую волю, синие даже появлялись с вандейскими генералами в общественных местах. 12 февраля 1795 года произошло свидание эмиссаров Конвента с Шареттом, Корматеном и другими вождями Нижней Вандеи и Бокажа в Ла Жонэ, в палатке близ замка, расположенного в одном лье к юго-востоку от Нанта. Три дня спустя был подписан мирный договор, скрытый под видом трех постановлений о помиловании.
Условия договора были таковы. Всеобщая амнистия гарантировалась всем – и предводителям, и рядовым вандейцам, – все они были поставлены под защиту от всяких расследований прошлого. Республика давала вандейцам пособия и вознаграждала за убытки, чтобы помочь им чинить дома и восстанавливать земледелие, торговлю. Все уроженцы Вандеи, как бежавшие патриоты, так и повстанцы, имеют равное право на эти пособия. Инсургенты вступили foso facto во владение всеми своими правами, имуществом – движимым и недвижимым. Был снят арест с секвестрированных в пользу Республики имуществ, даже если их владельцы были в списках эмигрантов. Наследники восставших вступили во владение своими поместьями или получали вознаграждение за те земли, что были проданы. Юноши освобождались от рекрутчины. Была установлена полная свобода совести даже для неприсягнувших священников.
Республика не только прощала своих врагов, она еще и платила им, не поскупившись выдать Шаретту двести тысяч ливров золотом, другим генералам – чуть меньше, но тоже значительные суммы. Чтобы отпраздновать соглашение, вандейцы с эмиссарами Конвента отправились в Нант, где был дан бал.
Шуаны тянули волынку еще два месяца, и непримиримый Стоффле еще в марте сражался с республиканскими отрядами генерала Гоша. В Бретани главнокомандующим был граф де Пюизэ, но поскольку он сейчас вел какие-то дела с Англией, его заменил адъютант по имени Корматен. Синие любезно предоставили Корматену замок Ла Преваллэ близ Ренна. Здесь же 20 апреля 1795 года был заключен мир с синими, основанный на тех же условиях, что и прежний. Только Стоффле, ярый противник даже видимости примирения, не желал сдаваться. Даже покинутый своими помощниками – лейтенантами Бернье, Тротуэном, Брю, Куэдиком, почти окруженный синим генералом Канкло, он продолжал сражаться, блуждал по лесам, потеряв и лошадей, и подводы, и оружие. Но в начале мая сдался и он.
Много разговоров ходило о неких тайных статьях, только благодаря которым удалось добиться согласия роялистов на мир. Эти тайные статьи содержали обещания синих восстановить монархию и возвести на трон Людовика XVII, содержащегося в Тампле. Итак, в июне 1795 года не было ничего невероятного в роялистской реставрации.
Надо ли говорить, что перемирие ничего не изменило. Шаретт не распускал свою армию, и все роялистские начальники были господами в своих районах. Синих продолжали убивать поодиночке. Патриоты не могли вернуться в дома. Более того, шуаны и вандейцы распространяли свое влияние на департаменты Сарта, Эйр, Ла-Манш, Кальвадос; это усиливало дезертирство среди голодных республиканских солдат. Используя перемирие как ловкий маневр, шуаны продолжали морить города голодом, а присвоенные Шареттом, Сапино и Стоффле двадцать миллионов из секретного фонда позволили начать широкие закупки оружия в Англии. Огонь войны тлел под пеплом. Уже одно то, что в вандейских и бретонских деревнях принимались деньги только с изображением Луи XVI, говорило, кто тут подлинный хозяин.
