Элизабет Чедвик - Сокровища короля
Монахиня опять предложила ему питье. Из гордости он протянул к кубку трясущуюся руку и неуклюже накрыл ее пальцы своими. Девушка вздрогнула от неожиданности, и на ее щеках выступил румянец. Разглядывая монахиню, пока та отставляла кубок и поправляла его постель, он вспомнил, что ее зовут сестра Мириэл, и сразу же подумал о сверкающем корабле, представившемся его больному воображению. Человеческий мозг создает свой собственный необычный мир, изъясняется на собственном языке образов.
– Ты находишься в монастыре Святой Екатерины-на-Болоте, – сообщила ему девушка, разглаживая и подтыкая простыни. – Мы нашли тебя на пастбище, но ты сказал, что пришел со стороны дельты.
Николас нахмурился. Действительность и кошмарные видения тесно переплетались в его сознании. Он помнил только пенящуюся муть, воду, свое отчаяние, ужас и то, как упорно сражался со смертью.
– Наверно, ты шел в составе обоза короля Иоанна, – предположила девушка.
Николас глянул на полоски покрывала и осторожно кивнул. Да, хоть и не по своей воле, но он был с обозом и стал свидетелем его гибели.
– Со дня трагедии солдаты каждый день обыскивают берег, но пока только выловили несколько трупов и деревянные обломки. Говорят, под волнами исчезли все королевские драгоценности. – При упоминании о сокровищах голос Девушки оживился, что плохо вязалось с образом монахини, посвятившей себя служению Господу. Перемена интонации не ускользнула от внимания Николаса, но он был слишком утомлен, чтобы осмысливать причину этого; он был рад, что у него пропал голос и можно не давать объяснений.
Поджав губы, пухлые и чувственные, что еще больше подчеркивал тонкий прямой нос, она вопросительно посмотрела на него и сказала:
– Мы также молились в часовне за короля Иоанна, но не потому, что он лишился своего обоза. Вчера до нас дошли слухи, что у него начались сильные рези в животе, и он лежит при смерти.
Взгляд Николаса заострился, он вскинул брови в немом вопросе.
– Это чистая правда, клянусь. – Девушка коснулась ладонью маленького деревянного крестика на своей груди. – Недомогание он почувствовал еще в Линне, а потом его самочувствие стало резко ухудшаться. Мать настоятельница говорит, что это он расплачивается за свои грехи.
Николас кивнул и вновь смежил веки, чтобы монахиня не заметила ликования в его глазах. Грешно, конечно, радоваться подобным новостям, но он покаялся бы с легким сердцем. Хоть дьяволу. И чем скорей, тем лучше. Возможно, тогда он смог бы распрощаться со своим прошлым.
Голос постепенно вернулся к Николасу. Силы тоже возвращались по мере того, как он с жадностью поглощал питательные мясные бульоны и ячменные отвары, которые готовили для него. И хотя он предпочитал, чтобы о нем заботилась привлекательная и разговорчивая сестра Мириэл, она редко дежурила у его постели. Обычно за ним ухаживала нервная склочница по имени Годифа. Тощая, как весло, она держалась с ним настороженно, будто ждала, что он при первой же удобной возможности вскочит с тюфяка и начнет ее насиловать. В отсутствие Годифы его опекала сестра Маргарет. Эта, он видел, ничуть не боялась изнасилования – чтобы вывести его из строя, ей достаточно было просто сесть на него, – зато она на каждом шагу давала понять, что присутствие мужчины в лазарете ее раздражает.
Но однажды в конце ноября удача улыбнулась ему, и вместо затравленной Годифы или грозной сестры Маргарет у его постели появилась сестра Мириэл с миской куриного бульона и громоздким узлом под мышкой. Снаружи уже сгустилась синяя тьма. Щеки юной монахини раскраснелись от холода, одежда пахла морозным воздухом. Монастырский колокол отбивал размеренно-торжественный ритм, что несколько удивило Николаса, поскольку время богослужения еще не подошло.
– Король Иоанн умер, – сообщила девушка, подавая ему бульон. Она опустилась на складной табурет с резными ножками у его постели. – Час назад нам сообщил эту новость один торговец, направлявшийся в Линн.
Николас опустил ложку в миску и стал помешивать бульон, однако начинать трапезу не спешил. Он понимал, что должен бы радоваться, но испытывал одно лишь опустошение. Более десяти лет он ненавидел и боялся Иоанна, и избавиться от этих чувств в одночасье он просто был не в силах.
– Прости, ты служил у него? – участливо поинтересовалась девушка.
Николас мрачно рассмеялся.
– Служил у него, – повторил он и покачал головой. – Боже, если б ты только знала.
Монахиня уперлась локтями в узел, лежащий у нее на коленях, и всем телом подалась вперед.
– Так расскажи.
Николас принялся есть; с полным ртом он не мог говорить.
Ее губы дрогнули.
– Значит, не хочешь рассказывать?
Николас проглотил бульон и, подняв глаза, встретил ее взгляд, полный понимания и юмора. Скрытность давно уже стала его второй натурой. Чем меньше он говорил о себе, тем больше у него было шансов выжить. Но в молодой монахине, сидевшей у его постели, он чувствовал родственную душу; благодаря ей он пока еще был жив.
– Я не служил Иоанну, – отвечал Николас – По чистой случайности оказался в королевском обозе. Мне просто не повезло.
– То есть ты присоединился к обозу, потому что после беспорядков в Линкольне передвигаться в одиночку стало небезопасно?
Николас проглотил еще несколько ложек бульона. Девушка, подперев рукой подбородок, молча смотрела на него и ждала.
– Я из числа тех, кто поднял мятеж в Линкольне, – наконец произнес он. – Меня поймали при попытке скрыться и взяли с собой, чтобы допросить. Если б Иоанн знал, что я его пленник, он сразу вздернул бы меня, выбрав виселицу повыше.
Девушка вытаращила глаза.
– За что?
– Причины у него были, – мрачно сказал Николас – Иоанн – порочный человек, моя семья рассорилась с ним. Впрочем, не мы одни. – Он повертел в руке ложку. – В сущности, Иоанну было безразлично, как я умру, только бы побыстрее и без лишнего шума.
Мириэл поежилась.
– О нем много всякого болтали – и в Линкольне, и в окрестностях, – промолвила она. – Говорили, что он вешал маленьких детей, которых брал в заложники. А еще я помню ужасный рассказ про женщину, которую он заморил голодом.
– Я знаю, та женщина умерла в страшных муках, и мой отец тоже. – Насытившись, Николас отставил миску с недоеденным бульоном. – Он погиб в Узком море.[3] И он сам, и его корабль исчезли. Ни его, ни «Перонель» так и не нашли. А ведь он был опытный мореплаватель, да и ночь тогда были тихая и ясная, как стекло.
– Ты думаешь, его убили? – Она еще шире распахнула глаза.
– Как я могу это утверждать, если у меня нет доказательств – только подозрения? – Он махнул рукой. – Зря я разболтался. Это слишком опасно.
