Карен Рэнни - Его единственная любовь
– В чем дело? – спросил Алек. Дональд шагнул в комнату.
– Сэр, там, во дворе форта, группа скоттов, и среди них женщины. Это смахивает на мятеж.
Когда Дональд закончил фразу, Алек уже успел надеть мундир и оказался у двери.
Четверо шотландцев были окружены по крайней мере тридцатью солдатами, весьма скудно одетыми после купания. Пожилая женщина прижимала сжатые руки к груди, а старик, казалось, был готов драться. Но солдат интересовали женщины помоложе, и одной из них была Лейтис.
Она отступила на несколько шагов, чтобы избежать прикосновения солдата, и наткнулась на другого, стоявшего у нее за спиной. Тот рассмеялся и, схватив ее за руки, потянул к себе.
– Пожалуйста, пропустите нас! – сказала она.
– Поцелуй меня, и, возможно, я пропущу вас, – ответил солдат.
– По-видимому, у вас полно свободного времени, сержант, – коротко бросил Алек. – Хотя вам пора выполнять ваши обязанности, в которые не входит издевательство над женщинами.
Солдаты, окружавшие Лейтис и остальных скоттов, мгновенно отступили при этих словах полковника.
– Прошу прощения, полковник, но она шотландка, – пояснил сержант.
Этот день тянулся бесконечно долго. С самого рассвета Алек трясся в седле, и, вероятно, поэтому он поддался внезапно нахлынувшему гневу. Этот гнев был сродни ярости и желанию выжить, которые он испытывал на поле боя.
– Что, собственно говоря, означают, сержант, ваши слова о том, что она шотландка? – Он тщательно подбирал слова, стараясь не выказать своего гнева.
– Ну, вы же знаете, сэр, какие они, – ответил сержант. – Они на все готовы ради куска хлеба.
Он ухмыльнулся, глядя на Алека, что, по-видимому, означало намек на мужскую солидарность. Его высказывание заставило Алека пожалеть, что он не захватил свой меч.
Лейтис повернулась и посмотрела ему в лицо. Она была бледна, если не считать синяка от пощечины Седжуика. Он хмуро смотрел на отметину, внезапно раздраженный ее глупостью.
– Мужчины, находящиеся в форту, месяцами не видели женщин, – сказал он резко. – Вы не думали о своей безопасности, явившись сюда?
Она не ответила на его вопрос, а вместо этого спросила сама:
– Вы новый комендант форта Уильям? – Ее голос был чуть громче шепота. – Вы Мясник из Инвернесса?
Он кивнул.
Она глубоко вздохнула.
– Я Лейтис Макрей, – представилась она. – У вас мой дядя. Я пришла просить о его освобождении.
– Вы пришли?..
Она сохранила свою дьявольскую надменность. Ну, кто осмелится просить об этом в окружении сотни солдат и под защитой столь жалкого эскорта?
Он резко повернулся и направился в замок, чтобы выиграть время и привести в порядок свои мысли. Они вчетвером последовали за ним, иногда бросая взгляды на развалины Гилмура и перешептываясь. Оплакивали ли они гибель старого замка или проклинали захватчиков?
Небо на горизонте казалось сине-черным, и только кое-где бледная заря окрасила его в светло-розовый цвет. Ночь приходила на эту землю легких теней неохотно, впрочем, как и рассвет, с трудом разгонявший тени.
Упрямая, неуступчивая страна, отражавшая, как в зеркале, характер своих обитателей.
Он стоял, повернувшись к скоттам спиной, намеренно давая понять, что его больше интересует озеро Лох-Юлисс, чем они. Взгляд его был обращен к месту, где из озера вытекала река Конох.
Наконец он повернулся к пришедшим.
Лейтис стояла впереди, стараясь не выдавать своих чувств. Ее лицо казалось бесстрастным. Может быть, она боялась разгневать Мясника из Инвернесса?
– Мой дядя – старик, – сказала она. – Он иногда забывает даже, который теперь год.
– Или то, что мятежники в Шотландии потерпели поражение? – сухо спросил он.
– Да, – ответила она просто.
Остальные выстроились у нее за спиной, как бы признавая ее главенство.
Ее вообще не должно здесь быть, и тем более она не должна возглавлять эту нелепую группу.
– Значит, я должен пожалеть старика? – сказал он. – И что вы мне предложите в обмен на его свободу?
– У нас ничего нет, – кратко отозвалась она. – Ваши солдаты перерезали наш скот и вытоптали посевы.
Он сложил руки на груди и оперся спиной о стену.
– Следовательно, вы полагаетесь только на мое сострадание?
– Разве не так должен поступать христианин? Давать, не требуя ничего взамен?
– Но я Мясник из Инвернесса, – напомнил он. – И я должен проявлять подобную щепетильность и чувствительность?
Она отвела глаза, потом прямо посмотрела на него.
– Возможно, должны, – сказала она, наконец, твердо и крепко сжала губы, будто собиралась его отчитывать. – Обещаю, что он никогда больше не будет играть на волынке. – Она прервала воцарившееся молчание.
– Я добьюсь этого, только вздернув его на виселице, – возразил он упрямо. – Вы обещаете также проявлять послушание?
– Обещаю. – Она кивнула.
– А как насчет вашего клана?
Она еще сильнее стиснула зубы и уставилась на гравий под ногами.
– У меня нет права говорить от имени всех, – сказала она неохотно. – Но обещаю не нарушать английских законов.
– И вы хотите, чтобы в обмен на это пустое обещание я отпустил вашего дядю живым и здоровым?
– Нет, – ответила она. – Я прошу также пощады и безопасности для своей деревни.
Он снова отвернулся и уставился на озеро Лох-Юлисс. Мальчиком он много раз любовался открывающимся отсюда видом. Рядом с Гилмуром озеро, окруженное синеватыми холмами, было узким. Дальше оно расширялось, образуя залив, и плескалось у подножия утесов, нависавших над ним, как башни, пока вода озера не сливалась с солеными водами моря.
Алек медленно направился к Лейтис. Он молчал, глядя на синяк у нее на скуле. Этот синяк все еще его беспокоил, и он был раздражен. Настолько сильно, что мысленно уже разжаловал майора. Нужно усилить патрулирование крепости, и тут майору найдется работа.
Внезапно Алеку захотелось, хотя это и неразумно, оградить Лейтис от последствий ее собственного безрассудства и защитить от тех, кто мечтал причинить ей вред. Алек считал, что делает это потому, что Лейтис – звено, связывавшее его с прошлым, хотя сам сознавал несуразность своих доводов. Он протянул руку и коснулся пальцем синяка на ее щеке.
И тотчас его руку оттолкнул старик, стоявший рядом с Лейтис.
– Уговор не дает вам права лапать наших женщин! – Старик рассвирепел, и его морщинистое лицо исказилось от гнева.
Хотя Алек и не мог вспомнить его имени, это лицо было знакомо ему с детства. Еще в те времена он считал его древним старцем. Прошедшие с тех пор годы наложили свой отпечаток, и морщин стало намного больше, к тому же старик весь дрожал. Он отважно осмелился бросить вызов полковнику, будучи безоружным.
