Уинстон Грэм - Четыре голубки
— Совсем не маленькую, уж поверьте.
— Может, вы всем нам это порекомендуете, лейтенант?
— Что?
— Провести несколько месяцев в тюрьме, чтобы обострились ощущения от будничных событий?
— Что ж... жизнь полна контрастов, не так ли? День особенно приятен после долгой ночи. Но вы, видимо, надо мной смеетесь, мэм.
— Вовсе нет. Это не так.
Идущая впереди мисс Мэри Бассет сказала:
— Жаль, что это девочка, теперь принц будет заливать горе и гадать, переживет ли отца.
— И он сбежал от принцессы Кэролайн, — ответил мистер Роджерс. — Сразу после того, как мы уехали из Лондона. Стоило родиться ребенку, как он покинул обоих и стал открыто жить с леди Джерси.
— А леди Джерси не устает этим кичиться, — сказала мисс Кэтлин Бассет. — Никто бы не придавал этому столько значения, если бы принц устроил всё прилично и тайно.
— Мне сказали, что от моей тезки воняет, — заявила Кэролайн Энис.
На короткое время повисла тишина.
— Да, именно так! — засмеялась Кэролайн. — Вдобавок к тому, что она толстая и вульгарная, от нее еще и несет. Любой мужчина предпочтет провести первую брачную ночь в обнимку с бутылкой виски, упав головой в камин, если ему придется иметь дело с подобным созданием! Какими бы причудами она ни страдала, женщине не пристало оскорблять мужское обоняние.
— А не то он оставит ее с носом, да? — сказал генерал Макармик и захохотал. — Боже, вы правы, мэм! Только не обоняние! Ха-ха-ха! А не то оставит с носом! Ха-ха-ха-ха!
Его смех разнесся эхом по молодому сосновому леску и был так заразителен, что все остальные присоединились.
— Может быть, сначала пройдем к озеру? — предложил Хью Армитадж. — Леди Бассет вроде говорила, что там есть интересные дикие птицы.
Демельза поколебалась, а потом пошла с ним. До сих пор беседа была приятной, легкой и вежливой. Замечательная послеобеденная прогулка по сельскому саду в обществе милого и любезного молодого человека. По сравнению с хищными ухажерами вроде Хью Бодругана, Гектора МакНила и Джона Тренеглоса, которых ей приходилось держать в узде в прошлом, сейчас она ничем не рисковала и не чувствовала никакой опасности. Но проблема была в том, что на самом деле всё обстояло по-другому. Орлиный профиль юноши, чувственные темные глаза, мягкий и настойчивый голос как-то странно ее волновали. Возможно, опасность заключалась не в силе натиска, а во внезапном ослаблении обороны.
Они спустились к озеру и стали обсуждать местных водоплавающих.
Глава пятая
— Я тут подумал, Полдарк, — сказал сэр Фрэнсис Бассет, — что нам стоит познакомиться поближе. Разумеется, я помню вашего дядю, когда тот был судьей, но к тому времени, как я стал достаточно взрослым, чтобы принимать активное участие в делах графства, он уже редко выезжал из дома. А ваш кузен — думаю, он не был склонен к общественной жизни.
— Ну, после закрытия шахты Грамблер он обеднел и это отвратило его от тех дел, которыми он прежде занимался.
— Рад слышать, что Уил-Грейс так процветает.
— Это была рискованная ставка, но она сыграла.
— Горное дело всегда рискованно. Хотелось бы мне, чтобы состояние этой отрасли улучшилось. В радиусе трех миль от этого дома раньше работали тридцать восемь шахт. А сегодня только восемь. Мрачная картина.
На это ответить было нечего, Росс и не ответил.
— Как я знаю, вас считают бунтарем, Полдарк, — сказал Бассет, взглянув на своего высокого спутника. — Меня тоже, хотя и не в такой степени, я не сторонник общепринятых взглядов, в прошлом был даже нетерпимым. Некоторые семьи с более традиционным укладом до сих пор смотрят на меня, как на буйного юнца, да я таким и был еще несколько лет назад.
Росс улыбнулся.
— Меня давно восхищала ваша озабоченность теми условиями, в которых работают шахтеры.
— Ваш кузен находился в затрудненном финансовом положении. Но два года назад и вы были в таком же. Теперь всё изменилось.
— Похоже, вы многое обо мне знаете, сэр Фрэнсис.
— Что ж, возможно, вы помните, что у меня есть как финансовые интересы в Труро, так и множество друзей. Полагаю, моя оценка верна?
Росс не стал отрицать.
— Так не пришло ли время вам заняться общественной деятельностью? Ваше имя известно в Корнуолле. С вами считаются.
— Если вы говорите о возможном назначении судьей...
— Я всё знаю. Ральф-Аллен Дэниэлл рассказал, что вы отказались, и по какой причине. Мне эти причины не кажутся вескими, но они, вероятно, не изменились?
— Нет.
Со стороны основной группы, центром которой была Кэролайн, донесся смех.
— Я сам посадил эти сосны. Они защищают от самых неприятных ветров. Но я умру прежде, чем они вырастут в полный рост.
— Имейте терпение, — сказал Росс. — Вам предстоит еще долгая жизнь.
Бассет взглянул на него.
— Надеюсь. Но и дел много. Ни один человек, приближаясь к сорока годам... Вы виг, Полдарк?
Росс поднял брови.
— Я не склоняюсь ни к одной партии.
— Вам нравится Фокс?
— Да.
— Мне тоже, заявляю со всей ответственностью. Но реформы должны исходить от правительства, а не в виде революции снизу.
— В целом соглашусь, иначе она сама придет.
— Думаю, мы во многом согласны друг с другом. Полагаю, вы не сторонник демократии?
— Нет.
— Некоторые из моих былых коллег (к счастью, немногие) до сих пор сохраняют самые нелепые идеи. Каковы будут последствия предлагаемых ими мер? Я вам скажу. Исполнительная власть, пресса, влиятельные граждане потеряют всякий интерес и будут вынуждены взять власть в свои руки губительными средствами — с помощью взяток и коррупции, а это...
— Я всегда считал, что в нынешней системе выборов вовсю цветет взяточничество и коррупция.
— Вы правы, и я не желаю с этим мириться, хотя и вынужден к этому прибегать. Но равное представительство лишь увеличивает коррупцию, а не уменьшает. Корона и Палата лордов превратятся в пустое место, вся власть сконцентрируется в Палате общин, избранной, как и во Франции, отбросами общества. Правительство таким образом станет худшим из правительств, это и есть та самая демократия, которую некоторые ставят своей целью. Власть толпы положит конец гражданским и религиозным свободам, всё будет нивелировано до уровня обывателей во имя священного равенства.
— Люди никогда не будут равны, — сказал Росс. — Бесклассовое общество — это безжизненное общество, по его венам не будет течь кровь. Но между классами должно быть больше перемещений, больше возможностей подняться и упасть. А в особенности низшие классы должны получать больше за трудолюбие, а высшие — больше наказаний за злоупотребление властью.
Бассет кивнул.
— Хорошо сказано. У меня есть для вас предложение, капитан Полдарк.
— Боюсь, я могу обидеть вас отказом.
II— Поднимемся и присоединимся к остальным? — спросил Хью Армитадж. — Думаю, закат будет великолепным.
Демельза, пытавшаяся подманить поближе утку-мандаринку, поднялась.
— У нас нет пруда. Только ручей, и вода частенько загрязнена отходами от промывки олова.
— Вы позволите мне иногда вас навещать, вас обоих? Вы в нескольких милях к северу?
— Уверена, Росс будет рад.
— А вы?
— Конечно... Но у нас не поместье, всего лишь дом.
— Как и у меня. Семья моего отца происходит из Дорсета. Наш дом прячется между крутых холмов неподалеку от Шефтсбери. Вы много путешествовали по стране?
— Я никогда не покидала Корнуолла.
— Вашему мужу следует вас свозить. Вы не должны скрывать свой свет, вы оба.
Дважды лейтенант Армитадж включил Росса в свои фразы как будто спохватившись.
Они стали подниматься на холм по слегка заросшей тропе среди падубов, лавровых кустов и каштанов. Остальных не было видно, слышались лишь голоса.
— Вы скоро возвращаетесь на флот? — спросила Демельза.
— Не так скоро. Пока что я плохо вижу вдаль. Доктора говорят, что со временем зрение восстановится, оно испортилось от попыток читать и писать в полутьме.
— Сочувствую.
— А дядя хочет, чтобы я на некоторое время остался в Треготнане. С тех пор как скончалась его жена, домом занимается его сестра, моя тетушка, но ему не хватает общества, он стал угрюмым.
Демельза остановилась и оглянулась на дом — квадратный особняк в мавританском стиле с четырьмя флигелями-часовыми. По залитой солнечным светом прогалине в леске промчалась стайка оленей.
— Вы могли писать домой? — спросила Демельза. — Дуайт не мог. Кэролайн получила только одно письмо за год.
— Нет... Я писал ради удовольствия. Но бумаги не хватало, так что каждый клочок приходилось исписывать с обеих сторон, и вертикально, и горизонтально, таким мелким почерком, что иногда я сам не мог разобрать.
