Элизабет Чедвик - Лорды Белого замка
– О Господи! – Ле Вавасур окинул неодобрительным взглядом бревенчатые стены и настилы. – Стоило человеку твоего положения идти в разбойники, ради того чтобы заполучить такое дурацкое жилище! Почему бы тебе не отстроиться в камне? Валлийцы же совсем рядом: неужели ты не понимаешь, насколько опасны деревянные дома!
Фульк оставил попытки изобразить улыбку.
– Помимо того что камень стоит денег, которых у меня нет, – резко ответил он, – король Иоанн не желает предоставлять мне разрешение менять фортификации.
– Прискорбно, но объяснимо.
В глазах ле Вавасура появилось напряженное, даже какое-то заговорщическое выражение. Он сдвинул с головы капюшон, снял перчатки и саркастически спросил:
– Ты не собираешься пригласить меня в дом?
– Ну, раз уж вы проделали столь далекий путь, чтобы встретиться со мной, я должен сделать хотя бы это, – едко проговорил Фульк. – Жаль, что вы не приехали вчера. Мы как раз праздновали помолвку вашей старшей внучки с Уильямом Пантульфом из Уэма.
– Может, я и приехал бы, если бы меня пригласили, – проворчал ле Вавасур.
– Это еще только помолвка, не свадьба. Приглашением на свадьбу мы вас не обойдем, несмотря на то что вы весьма нелестно отзывались о рыжеволосых девочках.
Фульк подозвал пару конюхов, и они деловито занялись лошадьми.
– Я говорю то, что думаю! – хмыкнул ле Вавасур и пошел к жилой башне, следуя приглашающему жесту зятя.
– Как поживают Джулиана и Томас?
– Хорошо. И между нами говоря, значительно лучше, когда они находятся на расстоянии, – ответил ле Вавасур. – Ох уж эти женщины и дети! Да ты и сам все прекрасно знаешь!
Головная боль у Фулька разгорелась с новой силой.
Оказавшись в главной башне, ле Вавасур обвел глазами беленые стены, украшенные знаменами и щитами, и вновь выразил сожаления, что все сделано из дерева. Он скривился, увидев в центре зала очаг, и заметил, что в наши дни замки строят с каминами. Мод он поприветствовал небрежным поцелуем в щеку. Ее ответное приветствие было столь же прохладным.
Позвали детей, те неохотно подошли поздороваться с дедом. Робер изучил Хавису, как торговец лошадьми, рассматривающий стати породистой кобылы на ярмарке, и заявил, что до свадьбы ей надо подрасти и нагулять жира: куда такой замухрышке детей рожать. Ионетта удостоилась лишь беглого взгляда, а на Мабиль ле Вавасур вообще не обратил внимания, давая понять, что, по крайней мере для него, она не существует. Мальчиков отец Мод потыкал пальцем и кулаком, велев внукам не молчать, словно они воды в рот набрали. А когда, следуя этому пожеланию, маленький Фулькин открыл рот и поинтересовался, почему дедушка такой грубый, то услышал в ответ, что он невоспитанный щенок, которого следует хорошенько выпороть.
– Весь в дедушку, – подмигнул малышу Фульк. – Ведь, как известно, невоспитанные мальчики со временем вырастают и превращаются в невоспитанных стариков. – И он с нежностью взъерошил сыну золотистые волосы.
Детей отпустили, и Мод тоже ретировалась, бормоча в качестве отговорки, что ей надо отдать распоряжения кухарке и проследить, чтобы перины проветрили.
– Приготовить для вас ванну, батюшка? – предложила она, уходя.
– Зачем? Жизненные соки разжижать? – отмахнулся от дочери ле Вавасур. – Это пусть король Иоанн каждые две недели нежится в ванне, словно римлянин, а я человек простой, северной закалки. Ступай прочь, дай мужчинам поговорить.
– Как скажете, батюшка, – смиренно ответила Мод, сдерживаясь изо всех сил. И лишь свирепый блеск изумрудных глаз выдавал переполнявшую ее ярость. Высоко подняв голову, она покинула зал.
– Вы останетесь ночевать? – поинтересовался Фульк.
– А какой смысл ехать сейчас дальше, правильно я говорю? В такую-то погоду? – За неимением камина ле Вавасур поставил стул у одной из жаровен. – Я мог бы вообще проехать прямо в Шрусбери, но, в конце концов, есть ведь и семейные обязанности. – Он расставил колени и подтянул шоссы.
– И какие же семейные обязанности привели вас в Уиттингтон? – тихо скрипнул зубами Фульк. – Может быть, вы наконец решили отдать мне Эдлингтон?
– Эдлингтон значился в приданом Мод лишь до тех пор, пока у меня не было сына. Ты это знаешь. А теперь, когда Джулиана родила мне наследника, Эдлингтон по закону отходит ему.
– Что-то мне не известно о таком законе, – возразил Фульк.
– Что я могу сказать? Тому виной твое невежество, – уверенно произнес тесть и покачал головой. – Я приехал не затем, чтобы спорить насчет Эдлингтона. Тут вот какое дело. Я сейчас направляюсь в аббатство Эдмондсбери, на со вет баронов, и подумал, что тебе будет интересно поехать со мной.
– А почему это должно меня заинтересовать?
Фульк невозмутимо разглядывал свои ногти. Известие о предстоящем совете баронов не стало для него новостью. Когда Фицуорину пришлось сопровождать Иоанна в Пуату, об этом постоянно шептались тут и там. Фульк тогда благоразумно помалкивал, но к чужим разговорам прислушивался.
– Да потому, что тебе это может быть выгодно. Чего уж греха таить, хоть ты и служишь сейчас королю Иоанну, однако особой любви между вами нет.
Фульк внимательно посмотрел на тестя:
– Правильно ли я понимаю, что на совете будут присутствовать такие люди, как Юстас де Весси и Роберт Фицуолтер?
Эти двое предводительствовали группой недовольных баронов, которые высказывали претензии Иоанну и последние три года разжигали против него мятеж. Фульк край не симпатизировал заговорщикам, но не доверял де Весси и Фицуолтеру почти так же, как Иоанну. Поднимая мятеж, они не столько желали добиться справедливости, сколько надеялись набить собственные карманы. Тестю Фулька де Весси приходился ближайшим соседом, но раньше отец Мод никогда особенно не стремился присоединиться к смутьянам.
Ле Вавасур глотнул вина и кивнул:
– Да, это так. – И, увидев, что Фульк презрительно фыркнул, поднял указательный палец. – Погоди, парень, не стоит делать поспешных выводов! Там еще будут: граф Уинчестер, граф Клэр, граф Эссекс, – загибал он пальцы. – И Биго, и Моубрей, и де Статвиль. Половина благородных семейств Англии, а также… – он подался вперед, для пущего эффекта, и уставился на Фулька горящими глазами, – Стефан Лэнгтон, архиепископ Кентерберийский. Во как!
Фульк скрестил руки на груди, словно презрительно отметая столь пространное вступление, однако сердце его при этих словах екнуло, и он почувствовал, как в крови закипают крохотные пузырьки ликования. Когда в свое время Фицуорин поднял мятеж против Иоанна, это был глас вопиющего в пустыне. Теперь же, более десяти лет спустя, началось согласованное движение.
