Джудит Макнот - Укрощение любовью, или Уитни
Клейтон был так поражен этим смехотворным «откровением», что не успел заметить мелькнувшую в воздухе руку. Прозвучала оглушительная пощечина, и Уитни подняла голову с видом разгневанной богини.
– Ну же, не стесняйся, ударь меня! – вскричала она. – Хочешь причинить мне как можно больше боли, я не помешаю! Что это с тобой – потерял желание терзать меня? – продолжала издевательским тоном Уитни, не обращая внимания на бешено бьющийся в висках пульс. – Прекрасно, потому что я достаточно зла, чтобы не отказать себе в удовольствии еще раз дать тебе по физиономии!
Она широко размахнулась, но тут же охнула от боли в запястье, стиснутом его пальцами, словно клещами.
Заведя жене руку за спину, Клейтон дернул ее на себя.
– Ты прекрасная, лживая, хитрая самка, – взорвался он, – хотя бы раз за нашу позорную жизнь вместе скажи правду! Всего лишь раз. Клянусь, что спокойно приму любой ответ!
– Клянешься? – взвилась Уитни. – Так же, как клялся перед алтарем? Как клялся в этом доме никогда не причинять мне боли? Твое слово не стоит и…
– Этот ребенок мой? – бросил ей в лицо Клейтон, безжалостно сжимая пальцы.
Глаза Уитни становились все шире, пока не превратились в огромные зеленые озера; губы раскрылись в потрясенном неверии, столь убедительном, что на какую-то долю секунды Клейтон даже спросил себя, не произошла ли какая-то ужасная ошибка и не виновен ли он во всем сам?
– Твой ли он? Твой?! – повторяла она, все повышая голос, и неожиданно едва не рухнула ему на грудь. Плечи ее тряслись, как в ознобе. Слезы бессильной ярости душили ее.
Клейтон выпустил ее руку. Ему хотелось оттолкнуть это стройное трепещущее тело так же сильно, как прижать к себе, и зарыться лицом в волосы этой восхитительной женщины. Но больше всего он мечтал о том, чтобы отнести ее в дом, положить на постель, вонзиться в теплую тугую плоть и забыть о боли и ненависти.
Уитни по-прежнему льнула к нему, схватившись за борта куртки, не поднимая головы и повторяя снова и снова:
– Твой ли он?
Клейтон сжал ее плечи, не грубо, но без всякой нежности, и отодвинул от себя.
«Она плачет, – думал он, охваченный непонятными угрызениями совести. – Плачет из-за меня».
Он отступил, и Уитни медленно подняла глаза. Она уже не плакала. Она смеялась! Истерически хохотала!
И все еще смеясь, нанесла ему сокрушительный удар по лицу, от которого Клейтон пошатнулся и едва не упал, а сама вбежала в дом.
Клейтон неспешно, в глубокой задумчивости последовал за ней, вошел в кабинет, закрыл двери и налил себе огромную порцию виски. Две вещи он теперь знал наверняка: у его жены тяжелая рука и именно он отец ребенка, которого она носит.
И пусть она лгала относительно причин своего внезапного приезда сюда, желания выйти за него замуж… что бы там ни было, уничтожающе презрительный взгляд, которым она ответила на вопрос, кто отец ребенка, подделать невозможно. Она не встречалась с любовником во время поездок в Лондон. Ни один человек на свете, будь он виновен в чем-то, не смог бы изобразить так натурально ужас, потрясение и безумную ярость. Что бы ни натворила Уитни, после свадьбы она ему не изменяла. Ребенок его. Клейтон знал это так же твердо, как и то, что семь месяцев назад Уитни явилась к нему лишь затем, чтобы получить отца для младенца от неизвестного мужчины. Кипящий гнев немного улегся, оставив лишь глухую боль.
К несчастью, с Уитни все происходило наоборот. Подумать только, как злобно, вульгарно, пренебрежительно он обошелся… да он просто безумен! Безумен! И она тоже сойдет с ума, если останется с ним. Потому что даже когда он осыпал ее отвратительными ругательствами и едва не сломал руку, она испытывала мучительную радость от того, что вновь прижимается к его груди. Даже тогда ей хотелось, чтобы Клейтон держал ее в объятиях. И если она останется, наверняка станет такой же безумной, как он.
Уитни попыталась не обращать внимания на тоску, охватившую ее при мысли о разлуке. Но куда она поедет? Отец слишком слабоволен и не сможет защитить ее от мужа, если он потребует возвращения жены. Тетя Энн и дядя Эдвард? Она напишет им и спросит, можно ли приехать во Францию немного погостить, и уж потом все им откроет. Однако Уитни боялась, что Клейтон вполне может настигнуть ее во Франции, а самое главное – употребить свое влияние, чтобы повредить карьере дяди.
Остается лишь рассказать обо всем, и пусть дядя Эдвард решает сам.
Уитни поспешно уселась за бюро, выдвинула ящик и уже хотела взять листок голубой бумаги, когда взгляд ее упал на смятый комочек. Без особого любопытства она развернула его, желая посмотреть, стоит ли сохранить, и увидела несколько слов, написанных собственной рукой.
«К моему величайшему стыду…»
Она смутно припомнила, как спрятала неотосланное письмо под чистой бумагой, еще когда жила у Эмили, поскольку не хотела, чтобы кто-нибудь из слуг нашел его. Но теперь записка смята и лежит на самом верху. Значит, кто-то обнаружил ее! Но сюда заходят лишь Мэри и Кларисса, а они никогда не станут шарить по ящикам!
Как унизительно знать, что чужой человек прочитал эту записку!
Уитни попыталась сообразить, кто мог рыться в ее бюро. Два дня назад, когда она с такой радостью спрятала сюда распашонку, все было в порядке, и ни один человек, кроме Клейтона, не… О Боже!
Уитни невольно приподнялась с кресла. Она сама послала сюда Клейтона с просьбой отыскать письмо тети.
– И ты нашел это, – выдохнула она, словно муж был рядом. – Господи милостивый, ты нашел это!
Руки ее тряслись, а голова шла кругом, но Уитни пыталась представить, что мог подумать Клейтон, прочитав подобное послание. Она даже вынудила себя еще раз перечитать записку, словно сама нашла ее и видит в первый раз. Дата. Они решили каждый год праздновать дату ее приезда в Клеймор, а записка написана как раз накануне. И Клейтон, конечно, подумал, что она примчалась сюда, потому что была беременна! Это открытие глубоко ранило его, ведь недаром он сказал однажды, что ничто в мире не значит так много для него, как появление Уитни той ночью, когда он узнал о ее любви.
Какой ужас! И в довершение ко всему в записке нет обращения!
Уитни вскочила и, по-прежнему сжимая письмо, взволнованно забегала по комнате. Клейтон, естественно, посчитал, что оно адресовано любовнику! Прекрасно, но ведь он знает, что лишил ее невинности той страшной ночью и она носит его ребенка! Как смеет он так злиться лишь потому, что она обратилась к кому-то другому за советом и помощью? Почему бы и нет? В тот момент, когда была написана записка, они даже не разговаривали друг с другом! А что, если она писала ее отцу или тетке?
Но судя по тому, как взбешен Клейтон, он об этом не подумал. И теперь мучает Уитни, потому что терзается сам. И все из-за того, что она могла просить у другого мужчины совета и помощи. Клейтон ранен в самое сердце. И ревнует.
