Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада
Взгляд Дрю внезапно посуровел.
– Почему бы просто не закрыть кучу, Джек? Как и сказала леди, существуют более чистые способы переплавки, и уверен, в твоей прибыли достанет свободных денег, чтобы построить завод с дымовой трубой и дымоходом.
– Когда мне потребуется деловой совет от хваткого до чужой прибыли парня вроде тебя, Дрю Скалли, будь уверен, я спрошу. А пока тебе платят за то, чтобы здесь соблюдался закон, и как маршал ты должен постараться, чтобы судья издал нужное постановление.
Отдав приказ, Джек Маккуин развернулся на каблуках дорогих лаковых штиблет и пошел прочь. Чья-то ладонь легко коснулась руки Дрю, и знакомый дымный голос прошептал ему прямо в ухо:
– Почему так выходит, что ты никогда не мог переварить даже мысли о том, чтобы работать на меня, но совсем не против ползать на брюхе перед этим мерзким боровом?
Повернувшись к Ханне, Скалли почувствовал, как его лицо становится замкнутым, холодным и пустым.
– Зарплату мне платят Радужные Ключи, а не «Четыре вальта». И что касается того, чтобы работать на тебя, Ханна, любимая, разве мы раньше не сплясали эту джигу?
Ее лицо, всегда бледное, еще сильнее побелело.
– Забудь, что я подняла этот вопрос.
– Ты постоянно его поднимаешь.
– Да, и постоянно потом жалею.
Ханна положила зонтик на плечо, подняла голову и начала спускаться по дорожке из беспорядочно наваленных досок, которая вела через гумбо в город. Внезапно остановилась и повернулась так быстро, что ее турнюр подпрыгнул.
– Знаешь, маршал, даже слепой свинье время от времени удается найти желуди.
– Да неужто? – он сжал кулаки в карманах пиджака и выпятил подбородок. – И как это понимать?
– А ты пораскинь мозгами. Может, до тебя и дойдет.
На этот раз Ханна продолжила путь, не оглядываясь. Дрю наблюдал за ней, задаваясь вопросом, что же такого он сделал.
Его рука сомкнулась вокруг камня в кармане. Дрю провел пальцами вдоль острых кромок, с которых еще осыпались песчинки и засохшая грязь. Задумавшись, он на мгновение посмотрел вдаль, а затем сосредоточил взгляд на конторе начальника, где в грязном окне смутно рисовался силуэт старого пробирщика.
Скалли повернулся и зашагал вниз по склону, но тут заметил идущих в его сторону Поджи и Нэша.
Дрю вытащил руку из кармана и махнул двум пожилым старателям.
– Поджи, Нэш, могу я малость потолковать с вами?
Они неохотно подошли. Поджи теребил бороду.
– А это не может подождать, маршал? Меня мучает страшный сушняк.
– Всего на минутку. Надеюсь, вы мне поможете. – Дрю вытащил из кармана образец и протянул его на ладони. – Не подскажете, мужики, что это такое?
Поджи подергал свое оттопыренное ухо.
– С виду кусок медной руды. – Он мотнул головой в сторону надшахтного копера. – Там все бункеры заполнены такими же.
Скалли сжал пальцы вокруг камня.
– Нет. Этот другой. Это – кусок истины.
* * * * *
Дуло кольта сильнее воткнулось в покалеченное ухо Одноглазого Джека Маккуина. Рука владельца шахты вздрогнула, опрокинув чернильницу, а колено дернулось, сильно ударившись о большой стол из африканского красного дерева, стоявший в кабинете шикарно обставленного пятнадцатикомнатного особняка, который старик отгрохал на окраине Радужных Ключей на вырученные за медь деньги.
Одноглазый наблюдал, как лужа чернил впитывалась в зеленое сукно, покрывавшее столешницу. Даже с заткнутым дулом пистолета ухом он услышал щелчок взводимого курка.
– Гребаный Иисус Христос, – выдохнул Джек.
– Аминь, преподобный.
Маккуин малость повернул голову и посмотрел в холодные желтые глаза.
– Ради всего святого, Захарий, – сказал он. – Почему ты не можешь войти через парадную дверь, как все остальные? – Рафферти ничего не ответил. Резкий запах пролитых чернил распространился по комнате. Портьера на каминной полке шелохнулась, и Джек посмел двинуть голову еще на пару сантиметров. Его взгляд упал на открытое окно и грязные пятна на голубом узорчатом ковре. – Почему ты не можешь озаботиться, чтобы не наследить? У тебя что, нет уважения к чужой собственности?
– Нет.
Отец и сын обменялись заговорщицкими ухмылками. Джек ждал, что кольт уберется от его лица, но тот оставался на месте, нацеленный в переносицу. Рафферти медленно оглядел отца. Улыбка Зака стала язвительной, а глаза заблестели как у кота в свете газовой лампы. На лежащим на спусковом крючке пальцем Рафферти ткнул Одноглазого в живот.
– А ты слегонца потолстел, старик.
Смущенный звук вырвался из горла Маккуина — писклявое хрюканье как у испуганной свиньи.
– А ты малость пообтрепался, дорогой мальчик. Последние годы прошли для тебя не слишком хорошо?
– Зато для тебя они явно были успешными.
Зак оглядел восьмиугольную комнату, притворяясь, будто впечатлен люстрами с плафонами из матового стекла, картинами в богатых рамах, венецианским зеркалом, книжными шкафами из древесины грецкого ореха, заполненными книгами в кожаных обложках, и витражными стеклами в окнах с изображением бубнового валета.
– Пожалуй, больше шика и роскоши я видал только в борделе в Сент-Луисе, – усмехнулся Рафферти, растягивая слова. – Каждая вещичка сияет глянцем как у новоприбывшего щеголя. Почти так же ослепительно и расчудесно как на разъездных проповедях по спасению душ.
Замечание задело Джека Маккуина, но он был слишком опытен, чтобы выказать истинные эмоции. Старик улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой.
– Не жалуюсь... И что же так сильно обеспокоило тебя, сынок, раз ты тайком прокрался сюда, чтобы тыкать пистолетом в остаток моего уха?
Гримаса Зака оставалась такой же язвительной, а голос сохранил насмешливую тягучесть:
– Я говорил тебе, что если ты когда-нибудь причинишь ей хоть какой-то вред, я убью тебя.
Джек Маккуин испустил медленный выдох, пытаясь вместе с воздухом избавиться и от беспокойного страха.
– «Четыре вальта» предложили ей за лесной участок гораздо больше справедливой цены, и это при том, что еще спорный вопрос, кто действительно является законным собственником этих угодий. А касаемо несчастного случая сегодня днем, так стрелок был наказан. Боже мой, Захарий... – Старик попытался повернуть голову, но ударился носом о дуло кольта. – Думаешь, мне понравилось, что моему дорогому внуку, моей плоти и крови, оставили шрам на голове?
Маккуин замолчал, чтобы сглотнуть и сделать вдох. Проклятый пистолет, нацеленный ему в лицо, вызывал у него косоглазие, если такое возможно при наличии только одного глаза.